Гиганты - [3]

Но он даже не знает из первых рук, что же случилось. Хаким не просыпался, когда мятеж уже пошёл на убыль; кто-то, конечно, сказал ему об этом, уже по прошествии эпох. Одному богу известно сколько из того, что он услышал — это правда и сколько в остальном лжи и легенд.

Проходит несколько миллионов лет, и вдруг я становлюсь пугающим привидением.

* * *

Мы падаем навстречу льду. Лёд падает навстречу огню. Оба разлились через линк, наполнив весь затылок восхитительно ужасающим зрелищем от первого лица.

Здесь порядки магнитуды — не пустые абстракции: они в натуральную величину, их ощущаешь кишками. Суртр может быть небольшим для учебника — семь миллионов километров в поперечнике, он едва ли достаточно большой, чтобы попасть в клуб гигантов. Но это ничерта не значит, когда встречаешься с ним лицом к лицу.

Это не звезда: это палящий край всего творения, это само воплощение тепловой смерти. Его дыхание смердит остатками лития из миров, которые он уже пожрал. И тёмное пятно, пересекающее маршем его лицо — это не просто планета.

Это тающий адский пейзаж, вдвое превышающий размер Урана. Это замёрзший метан и жидкий водород, и ядро, горячее и достаточно тяжёлое, чтобы печь алмазы.

Это всё уже проходило у меня перед глазами: уже распались давно утерянные луны, разорванные в клочья остатки кольцевой системы вокруг него подобны гниющему гало. Штормы кипят повсюду на его лице, полярные сияния безумно мерцают на обоих полюсах.

Суперциклоны вращаются в центре тёмной стороны, питаясь турбулентными стримерами, убегающими от света в тень. Он смотрит прямо на меня, как глаз слепого бога.

Тем временем Хаким двигает шары внутри аквариума.

Он торчал в нём часы напролёт: ярко-синий мраморный шарик здесь, разбухший красный баскетбольный мяч там. Нитки мишуры, петляющие сквозь время и траекторию, как паутина какого-то безумного осваивающего космос паука. Может быть, подтащить наш центр масс к правому борту, плавно начать, а затем яростно броситься напролом с максимумом тяги? Разбить пару скал по пути, пострадать от структурного урона… Но ничего, дроны смогут вовремя подлатать нас к следующей стройке.

Нет?

Или можно срезать ровно и быстро, на полном реверсе. Эри не создана для этого, но если мы будем держать векторы мёртво вдоль центральной линии, ни поворота, ни крутящего момента, а просто прямолинейно на одну восьмидесятую назад по тому пути, которым мы пришли…

Тоже нет.

Если бы мы ещё не упали так глубоко в гравитационный колодец. Если бы мы не промедлили с открытием транка, все эти N-тела не смогли бы нас так взять под контроль. Ну а сейчас мы просто недостаточно быстрые, большие, но всё ещё слишком маленькие.

Теперь единственный выход — сквозной.

Хаким не идиот. Он знает правила так же хорошо, как и я. Хотя он продолжает пытаться найти другой выход. Он скорее перепишет законы физики, чем доверит себя врагу. В конце концов, мы там оглохнем и ослепнем: конвульсии распадающейся атмосферы Туле будут ослеплять нас на короткой дистанции, рёв магнитного поля Суртра оглушит на длинной. И не будет никакого способа узнать, где мы находимся, только математика Шимпа, чтобы подсказать нам, где мы должны быть.

Хаким не видит мир так как я. Ему не нравится принимать всё на веру.

Теперь он приходит в отчаяние, взрывая куски своего игрушечного астероида, пытаясь уменьшить его импульс. Он ещё не думал, как это повлияет на нашу радиационную защиту, как только мы наберём скорость. Он всё ещё думает о том, сможем ли мы собрать достаточно мусора в системе, чтобы залатать дыры на выходе.

— Это не сработает, — говорю я ему, хотя брожу глубоко в катакомбах в полукилометре от его местонахождения. (Я не шпионю, потому что он знает, что я смотрю. Конечно знает).

— Вот не надо этого сейчас.

— Недостаточно массы вдоль траектории убегания, даже если фоны смогут всю её захватить и вернуть вовремя.

— Мы не знаем, сколько там массы. Я ещё не всё вывел.

Он умышленно тупит, но я мирюсь с этим. По крайней мере, мы хотя бы разговариваем.

— Давай. Тебе не нужно выводить каждый кусочек гравия, чтобы получить распределение массы. Это не сработает. Посоветуйся с Шимпом, если не веришь мне. Пусть он тебе скажет.

— Он только что сказал мне, — говорит он.

Я застываю. Заставляю себя дышать медленно.

— Это прилинкованость, Хаким. Не одержимость. Это просто интерфейс.

— Это мозолистое тело.

— У меня такая же автономность, как и у тебя.

— А ты определишь, где заканчивается твоё Я?!

— Я… не… не могу.

— Разум — это голограма, — цедит Хаким. — Распополамь один разум, и ты получишь два. Сшей два вместе, и ты получаешь один. Может быть ты и было человекомдо апгрейда. Но вот прямо сейчас у тебя не больше своей, отдельной души, чем у моей теменной доли.

Я оглядываюсь назад на сводчатый коридор, (может быть его соборная архитектура — это просто совпадение), где мёртвый сон выложен стопками со всех сторон.

Даже они компания намного лучше Хакима.

— Если это правда, — спрашиваю я их всех, — то как вы тогда вообще освободитесь?

Хаким ничего не говорит с минуту.

— В день, когда ты это выяснишь, — наконец гневно выплёскивает он, — мы проиграем войну.