Гиганты и тайна их происхождения - [12]
«Лигуры очень много и тяжело трудились. Одни целый день, вооружась тяжелыми топорами, рубили могучие деревья в горах. Другие, склонившись к земле, дробили каменистую почву, чтобы создать участки, пригодные для возделывания. (Не занимаются ли и теперь здесь земледелием среди каменистых стенок и каменистой почвы?). Третьи преследовали диких зверей.
И, наконец, самые отважные, погрузившись на суда, самые простые, подобные плотам, сделанные, возможно, из выдолбленных стволов деревьев, отправлялись в море, не ведая опасности и не ожидая помощи, чтобы в дальних водах добыть рыбу, на которую были скупы их реки.
Главной чертой, отличавшей в те древние времена лигуров с Океана, была исключительная скорость их передвижения. Лигуры с берегов Манша и Северного моря производили на купцов из Кадиса впечатление дерзких мореходов, направлявших свои кожаные суда в самую середину свирепых бурь.
Это мужество и любовь к независимости были связаны с исключительным поклонением родной земле. Среди всех народов античности нет другого, который был бы менее подвижен. Ни одно нашествие, ни одна завоевательная экспедиция не начались с этой земли».
Это важно, поскольку, раз речь не идет о расе завоевателей, это значит, что на Западе они не были потомками войска захватчиков Речь идет об «автохтонах», местных уроженцах, а не «пришельцах извне» Поскольку в легенде говорится о сопротивлении, оказанном Гераклу лигурами в неолитические времена, все это похоже на правду. Описывается тот же народ, о котором рассказывали древние тысячи лет спустя.
Жюлиан добавляет, опираясь на свидетельства древних:
«Когда они ищут приключений где-то далеко, то исключительно на море, а ремесло рыбака и морехода не противоречит горячей любви к балкам и порогу родной хижины. Если враг сгоняет лигура с его родной земли, он возвращается туда при первой же возможности». (По Авиену)
Жюлиан задается вопросом:
«Чем больше изучаешь мир лигуров, тем более определяющей кажется роль моря. И я спрашиваю себя, не были ли их язык, их единство и некоторые обычаи созданы нацией мореходов, и каждый раз я думаю прежде всего о народах Северного моря, о заселении Европы в доисторические времена, аналогичном миграциям в эпоху норманнов».
И если не для них, то для их «просветителей» это было так!
«Они не были художниками, — говорит Жюлиан, который придерживается сентиментальной художественной концепции своего времени, — но при обработке материалов обнаруживали остроту глаза, точность движений и стойкость в физическом напряжении».
Это исключительно важно! Спрашивается, откуда же пришла эта чисто западная традиция, которая в своих монументальных воплощениях избежала подражания Риму, несмотря на Марсель и путешественников-греков, и которая, став христианской и испытав давление варваров — визиготов, бургондов или франков, — лишь нехотя приняла восточные образцы, чтобы дать первый всплеск — романский стиль, еще несущий отпечаток подражания заморским образцам, а потом — апофеоз готики, не имеющей, кажется, никакого источника, никакого образца. Это было не что иное, как приспособленная к новым временам и обрядам давняя традиция лигуров…
Снова обратимся к Жюлиану:
«На первый взгляд, обитатели Галлии в столетия, предшествовавшие 600 году, кажутся прежде всего обработчиками камня. Именно из камня сделаны основные предметы, сохранившиеся от тех времен: кремневые наконечники стрел и копий — оружие незапамятных времен, от которого человек никогда не мог отказаться; мегалитические постройки из грубо обтесанных каменных блоков и плит и, наконец, топоры из отполированного камня.
Именно последние свидетельствуют о степени развития производства, требовавшего очень большого терпения и фантазии. Чтобы изготовлять эти мощные инструменты, способные рубить твердые стволы деревьев… с гладкой, словно стеклянной, поверхностью и с лезвием острым, словно из металла, нужно было тщательно выбирать камни, наиболее прочные и лучше поддающиеся полировке, подходящей формы, которые можно было и обкатывать, и шлифовать. Таким образом, люди должны были иметь точные знания о свойствах местных горных пород»
Чувствуется, что, если бы Жюлиан не был выпускником Коллеж де Франс,[11] он бы решился употребить слово «посвящение». Именно о посвящении в законы материи идет здесь речь.
«Также и самые большие менгиры и дольмены обнаруживают чудеса механики. Даже если большинство этих блоков были взяты недалеко от места постройки, их нужно было отделить, притащить, поднять, установить на место и закрепить; некоторые весили по 250 тонн, иные и больше, а отдельные камни, причем из самых тяжелых, нужно было доставить за семь-восемь лье» (250 км для некоторых мегалитов Стоунхенджа).
И для всего этого были нужны, помимо рук людей которые, как можно предполагать, там имелись, «рычаги, катки, лебедки, тросы, взаимодействие, силу тяги и прочность которых нужно было тщательно рассчитать»
Короче говоря, нужны были инженеры. Но как нам осмелиться говорить об инженерах тех времен?
«Однако, — это опять Жюлиан, не оставляющий темы, — не забудем и о плотниках. Их тяжелые каменные топоры были предназначены для отсекания и обтесывания огромных кусков. Жилища живых, крепко построенные и хорошо приспособленные, были так же многочисленны, как каменные помещения для мертвых.
Историю сакральных орденов — тамплиеров, асассинов, розекрейцеров — написать невозможно. И дело не только в скудости источников, дело в непонятности и загадочности подобного рода ассоциаций. Религиозные, политические, нравственные принципы таковых орденов — тайна за семью печатями, цели их решительно непонятны. Поэтому книги на эту тему целиком зависят от исторического горизонта, изобретательности, остроумия того или иного автора. Работа Луи Шарпантье производит выгодное впечатление. Автора характеризуют оригинальные выводы, смелые гипотезы, мастерство в создании реальности — легенды.
Предлагаем вашему вниманию адаптированную на современный язык уникальную монографию российского историка Сергея Григорьевича Сватикова. Книга посвящена донскому казачеству и является интересным исследованием гражданской и социально-политической истории Дона. В работе было использовано издание 1924 года, выпущенное Донской Исторической комиссией. Сватиков изучил колоссальное количество монографий, общих трудов, статей и различных материалов, которые до него в отношении Дона не были проработаны. История казачества представляет громадный интерес как ценный опыт разрешения самим народом вековых задач построения жизни на началах свободы и равенства.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.