Гигантский морской змей - [23]

У доктора Трайла были свои резоны подчеркивать несуразицу в размерах монстра и акул, никогда не достигавших 10 метров. Но и он сдобрил все свои доводы целым рядом грубых ошибок, не только повторив все, допущенные доктором Барклаем и мистером Хоуденом, но и прибавив несколько штук собственного изготовления. К примеру, он заявил, что шесть «лап» могли быть остатками плавников: грудных, брюшных и анальных; но анальный плавник — один! Он также отметил, что «оркадское животное, кажется, имело по две круглых отдушины с каждой стороны шеи… тогда как у гигантской акулы — по пять вытянутой формы отдушин с каждого бока». Известно, что на самом деле у этой акулы как раз пять пар жаберных щелей и ровно две пары отдушин.

Наконец, неверно считать, как утверждал доктор Трайл, что тварь из Стронсе оставалась «в сносном состоянии на протяжении продолжительного времени»; все указывает на то, что именно прогнившие, в состоянии далеко зашедшего разложения останки выбросило на берег в 1808 году. Эта ошибка вполне объясняет отказ доктора Трайла принять определение Хоума, несовместимое с показаниями очевидцев, и утвердить собственное мнение по этому вопросу:

«Все доказывает, что оркадское животное было рыбой из хондроптеригиевых, отличной от всех описанных натуралистами; но нельзя согласиться с обозначением морского змея как некоего родича змей. Это становится понятным, если судить по его внешнему виду и, без сомнения, по способу передвижения в воде. Невозможно уверенно соотнести его с какой-либо известной нам акулой, да и вообще поместить его в само семейство акульих».

Не стоит отвечать на слишком категоричное суждение Эверарда Хоума суждением противоположным, но не менее решительным. Если нет ничего, что позволяет уверенно определить зверя из Стронсе как гигантскую акулу, то ничто не позволяет и отрицать это: в крайнем случае, он мог быть экземпляром ненормально крупных размеров.

Стоит ли удивляться, что после более чем векового парада противоречивых гипотез, очевидных ошибок и чрезвычайно решительных выводов выдающийся зоолог профессор У. Томпсон мог утверждать в 1928 году, что зверь из Стронсе «был почти несомненно большой рыбой из рода Regalecus».

«Верно, — признает он, — сэр Эверард Хоум определил два (?) сохранившихся позвонка как принадлежащие гигантской акуле, но я осмотрел позвонки двух других сомнительных рыб и полагаю, что в состоянии большей или меньшей деформации их может спутать даже профессиональный анатом».

К слову сказать, было бы гораздо действенней провести сравнительный осмотр по другим признакам: по шероховатости кожи и делению «желудка» на разделы, выдающие вероятное наличие спирального клапана, не пренебрегая и изучением анатомических таблиц, представлявших череп, грудную кость и грудной плавник, которые никак не могли быть остатками Regalecus. Но тем не менее суждение профессора Томпсона лишний раз показало хрупкость построений, основанных лишь на нескольких позвонках, которые остались от зверя из Стронсе.

Часть их была подарена, неизвестно зачем, поэтессе и драматургу Джоанне Бэйли, которая в 1815 году, в свою очередь, подарила их леди Байрон, думая, что это может заинтересовать ее прославленного и увлекающегося всем на свете мужа. Другая часть была распределена, что более понятно, между двумя эдинбургскими музеями. Во всяком случае, три позвонка, хранившиеся в спирте, окончили свой путь, навеки пристав к Королевскому Шотландскому музею, и именно поэтому у профессора Джеймса Ритчи, бывшего хранителя отдела естественной истории этого учреждения, возникла идея изучить их снова. Его выводы были опубликованы 16 декабря 1933 года в «Тайме». Они подтвердили диагноз Эверарда Хоума: позвонки, по его мнению, идентичны позвонкам гигантской акулы, и зверь из Стронсе не что иное, как эта самая рыба, неверно определенная ранее из-за разложения.

Однако и сэр Эверард, и профессора Гудсэр и Ритчи могли ошибиться, определив выброшенное на берег существо как акулу конкретного вида, располагая только его позвонками. Действительно, их трудно спутать с окостеневшими позвонками всех прочих видов позвоночных. А в данном случае невозможно предположить, что речь идет о рептилии или млекопитающем. Однако более точная идентификация невозможна при отсутствии зубов и проб кожи.

Сразу установив, благодаря звездчатой структуре позвонков, что животное относится к хрящевым, и даже к акулам гигантских размеров, можно предположить, что речь идет или о китовой акуле, которая вполне способна достигать длины 16 метров, или о гигантской, достигающей 12. Первая не встречается в теплых водах, а вторая, наоборот, привычна к Оркадам, так что чаша весов склоняется именно к ней.

Но никто не сможет утверждать, что этот выбор обязателен.

ЛЕВИАФАН ИЗ НЬЮ-ДЖЕРСИ И ФЛОРИДСКИЙ ПЛЕЗИОЗАВР

Зверь из Стронсе был не единственным морским змеем, выброшенным на берег.

Французский зоолог Шарль-Александр Лесуер, участвовавший в экспедиции Бодэна вокруг света и долго проживший в Америке, в 1822 году прослышал, что морское чудище огромного размера, пойманное в заливе Раритэн (Нью-Джерси), демонстрируется американской публике под именем Левиафана или Wonderful Sea-Serpent. Этот «чудесный морской зверь» был на самом деле, говорит Лесуер, гигантской акулой. Именно он предположил, что акула этого вида, в естественном состоянии весьма массивная, может принять, будучи случайно или намеренно искалеченной, внешнее сходство со змеей.