Гидра - [3]

Гораздо ниже он увидел что-то, что сначала принял за море. Он висел без поддержки в пустом пространстве, и поднявшаяся серость мерцала и расползалась от горизонта до горизонта. Дрожащая твердая поверхность была испещрена и заляпана круглыми темными каплями; их было несчетное количество. Без сознательного желания Эдмонд почувствовал, как начинает сдвигаться вертикально вниз, и когда приблизился к таинственной серости, рассмотрел ее более четко.

Он не мог определить ее природу. Это казалось просто морем серой слизи, протоплазмы и лишено характерных признаков. Но темные капли стали похожи на головы.

«Вниз к ужасной орде потащило Эдмонда».

У Эдмонда мелькнуло воспоминание о рассказе, что он когда-то читал, написанном в двенадцатом веке монахом Альберико и содержащем запись о спуске в ад. Как Данте, Альберико видел мучения проклятых — богохульников (он писал на высокопарной, педантичной латыни), погруженных по шею в озеро расплавленного металла. Эдмонд вспомнил теперь это описание Альберико. Потом он увидел, что головы не были существами, частично погруженными в серую слизь; вместо этого они были однородны с этой серостью. Они росли из нее!

Страх покинул Эдмонда. Со странным бесстрастным любопытством он осмотрел фантастическую поверхность внизу. Там эти человеческие головы покачивались и кивали из серого моря, бесчисленные тысячи было их, но, безусловно, большинство голов не принадлежало человеку. Некоторые из этих последних носили признаки человекообразных, но другие были едва узнаваемы как живые объекты.

Эти головы жили. Их глаза пялились с внушающей страх мукой, их губы корчились в беззвучных причитаниях, слезы текли у многих по впалым щекам. Даже ужасно нечеловеческие головы — птичьи, рептилий, чудовищных существ из живого камня и металла и вещества растительного происхождения — несли следы бесконечных мучений, которые глодали их. Вниз к ужасной орде опускался Эдмонд.

Опять тьма окутала его. Это было временно, но когда он вышел из кратковременного забытья, он почувствовал (как он говорит) новые изменения. Что-то произошло с ним в тот судьбоносный период темноты. Казалось, что смутная неопределенность затенила его разум, так что он рассматривал окрестности словно сквозь мрак и через своего рода дымку. В этом новом видении он оказался высоко в воздухе над безмолвным, залитым лунным светом городом и стремительно двигался вниз.

Была полная луна, и в ее свете он узнал старый каменный дом, к которому приближался. Это был дом Кеннета Скотта, знакомый ему по фотографии. Рассеянное ощущения триумфа согрело его; эксперимент в таком случае был удачным.

Дом смутно вырисовывался прямо перед ним. Эдмонд парил снаружи открытого, слабо освещенного окна. Всматриваясь внутрь, он узнал стройную фигуру Кеннета Скотта, сидящего за столом. Губы оккультиста были плотно сжаты, и тревожная гримаса омрачала его лицо. Большая книга с пожелтевшими пергаментными страницами была открыта перед ним, он ее тщательно изучал. Время от времени его встревоженные глаза обращались к телефону на столе рядом с ним. Эдмонд сделал попытку позвать Скотта, и тот поднял голову, взглянув в окно.

Тотчас ужасающие изменения произошли с лицом Скотта. Человек, казалось, совершенно обезумел от страха. Он выскочил из-за стола, опрокинув стул, и в тоже время Эдмонд почувствовал принудительное желание, потащившее его вперед.

То, что произошло после, путано и туманно. Заметки Эдмонда отрывочны в этом месте, и можно только предположить, что Эдмонд был в комнате и привел обезумевшего Скотта в необъяснимое и ненормальное состояние. Он плавно опустился… и Скотт был пойман и поглощен… и здесь заметки Эдмонда прекращаются совсем, как если бы он не смог вспомнить этот эпизод.

Тогда милосердная чернота проглотила Эдмонда, но было еще одно короткое видение, прежде чем сон поблек и ушел. Снова Эдмонд оказался за пределами окна Скотта, быстро отступая в ночь, и через открытый квадрат желтого сияния была ему видна часть стола Скотта и словно смятое тело человека, лежащего на ковре за его пределами. По крайней мере, Эдмонд предположил, что это было тело Скотта, ибо этот человек лежал с головой, изогнутой под немыслимым углом к его телу, или же он был совсем без головы.

Так закончился этот сон. Эдмонд проснулся в темной комнате, и Людвиг заворочался рядом. Оба студента были сбиты с толку и возбуждены. Они спорили в азарте в течение некоторого времени, с редкими полуистерическими вспышками, и Людвиг раскрыл, что его видение было идентично с видением Эдмонда. Жаль, что ни один из них не взял на себя труд проанализировать ситуацию и поискать логическое объяснение, но оба, конечно же, были мистиками и весьма легковерны.

Зазвонил телефон. Нетерпеливый оператор спросила, желает ли Эдмонд ответить на звонок из Балтимора. Она сказала, что звонили в его квартиру некоторое время назад, но не получили ответа. Эдмонд оборвал ее резко и попросил соединить его. Но это было уже невозможно. Оператор на станции в Балтиморе сообщил, что их абонент не отвечает, и после пустого обмена вопросами Эдмонд повесил трубку. Именно тогда Людвиг признался, что написал Скотту, оплакивая скрытность, которая заставила его воздержаться от сообщения балтиморскому оккультисту цели их эксперимента — места, к которому были направлены их астралы.