Гидеон Плениш - [6]

После этого бурного словоизвержения товарищи Трауб, Клок и Тайн, совершенно подавленные, гуськом удалились.

Гид нервничал:

— Хэтч, как ты думаешь, сумеют эти олухи сохранить наш заговор в полной тайне до того времени, когда мы будем готовы преподнести миру социализм?

— Гид, неужели ты думаешь, что такое ничтожество, как я, может иметь собственное мнение? Неужели твой радикализм простирается так далеко?

— Конечно.

— Скажи честно, что ты задумал? Хочешь заткнуть за пояс официальный Дискуссионный клуб?

Гид ответил с улыбкой, перед которой Хэтч не мог устоять:

— Понятия не имею! Ты как думаешь, Хэтч, что бы нам такое устроить? От Фрэнка Тайна, во всяком случае, нужно отделаться. Этот болван с удовольствием разгромил бы республиканскую партию! Но ведь ты у нас самый умный. Скажи, что нам делать с Лигой?

— Я подумаю, — сказал Хэтч, покоряясь воле человека, который вызывал в нем и любовь, и зависть, и презрение.

3

Декан Адельбертского колледжа произнес слабым голосом:

— Опять вы?

На лице у Гида было написано, что они с деканом старые, испытанные друзья, что он искренне любит этого пожилого приятеля и всегда рад подсказать ему новые, освежающие идеи.

— Да, сэр. Я полагал, вам следует знать о том, что я основал тайное социалистическое объединение.

— Ну и что же?.

— Просто я полагал, может быть, революционные объединения не разрешаются, так я лучше сообщу, чтоб все было в порядке. Хо-хо, тайный политический клуб в Адельберте — дело необычное, надо думать!

— Да нет, не слишком; докучливое, пожалуй, но довольно обычное. Бывали у нас тут клубы анархистов, потом атеистов, нигилистов довольно часто, один раз было даже общество «Долой стыд» — тут уж мне пришлось поговорить с основателем, очень милым молодым человеком, сейчас он помощник ректора в Сент-Димити — колледже в Филадельфии. Но, как правило, мы не вмешиваемся в деятельность подобных организаций, разве только их члены вздумают разгуливать в ночных сорочках или топтать газоны. Правда, я не припомню, чтобы главный зачинщик сам пришел к нам с таким сообщением.

— Может, вы хотите, чтоб я свернул этот клуб, сэр? Я с охотой, если только вы мне разрешите посещать судебную риторику. И раз уж на то пошло, пусть меня и в Дискуссионный клуб примут.

— Ступайте вон! Сейчас же!.

— Что ж, сэр, мое дело было предупредить вас.

— Прошу только заранее ставить меня в известность, когда вы будете замышлять какую-нибудь особенно разрушительную диверсию или террористический акт. Я могу тут не предусмотреть чего-нибудь: моя специальность, знаете, теология и ихтиология. Гак что уж вы меня ставьте в известность, хорошо?

— Нет, сэр, этого я не могу обещать. Я должен быть лоялен по отношению к своим ребятам. Но, конечно, я пользуюсь большим влиянием и посмотрю, чтобы они ничего особенно опасного не затевали. А если вы надумаете насчет судебной риторики…

— Ступайте вон!

* * *

По предложению Гида Социалистическая Лига вызвала Дискуссионный клуб колледжа на диспут по вопросу о переходе железных дорог в государственную собственность, и официальная организация вызов приняла, считая, что это послужит ей неплохой тренировкой перед традиционным ежегодным состязанием с Уиннемакским университетом.

Хэтч Хьюит, который, строго говоря, одобрял государственную собственность разве только на плевательницы в конгрессе и для которого смысл социализма заключался в том, что при социализме интеллигентный молодой человек может позволить себе послать к черту редактора отдела хроники; Гид, который стал одобрять государственную собственность только с этого дня, и Фрэнсис Тайн, который ее всегда одобрял, сидели втроем в библиотеке колледжа, подбирая статистические данные о государственной системе железных дорог в Германии. В 1910 году, при просвещенном и мудром правлении кайзера Вильгельма, немцы были повсеместно признаны самой умной нацией в мире.

Гид, как это с ним нередко бывало впоследствии, когда насаждение всевозможных идей сделалось его профессией, почти убедил самого себя в целесообразности предпринятого похода. Он был готов сейчас же национализировать все железные дороги, он уже начинал верить в то, что коллективизм-его изобретение, как вдруг разразилась катастрофа.

2 октября разнесся слух, что в типографии лос-анжелосского «Таймса», который вел непримиримую войну с профессиональными союзами, произошел взрыв[8] и девятнадцать человек убито. От этого взрыва взлетела на воздух и Адельбертская Социалистическая Лига.

Лига к этому времени насчитывала девять членов. Большинству из них скорей пришлась бы по вкусу конспиративная сходка на конюшне у Хэтча под покровом ночной темноты, но приходилось считаться с действительностью. Они теперь не только бросали вызов богу и дому Морганов, они рисковали получить выговор от декана. Исполнительный комитет собрался в три часа дня, при ярком солнечном свете, в уголке помещения ХАМЛ.

Гид начал, задыхаясь:

— Внимание! Вот что, товарищи: по-моему, распустим к черту этот социалистический клуб или реорганизуем его в литературный кружок.

— Вот как? Значит, поджать хвост и покориться? Значит, мы не осмеливаемся выступить против правящих классов и бросить вызов тогда, когда есть из-за чего его бросать? — спросил Хэтч.