Гиблая слобода - [23]

Бэбэ заговорила мягко:

— Послушай, Жако, к чему все это? Всегда одно и то же. И «я люблю тебя», и «приходите к железнодорожному мосту», и «давайте пройдемся вечером до кладбища»… Нет, меня на это не поймаешь.

Жако резко остановился, точно при исполнении фигурного вальса, сильно перегнул Бэбэ так, что голова ее запрокинулась, наклонился над девушкой, отбросив назад левую ногу, и грубо рассмеялся ей прямо в лицо. Лишь после этого он снова закружил ее в такт припева.

— Вот — вот, пришли мерку и тебе сделают муженька на заказ, тютелька в тютельку.

Она пожала плечами.

— Пожалуйста, Жако, не смейся так!

Он захохотал еще громче.

— Не смеяться?.. Ха, я имею на это право, я достаточно дорого заплатил за свой смех.

Танго подходило к концу, в зале постепенно зажигались лампочки, и от светящихся брызг зеркального шара уцелели только искорки в глазах людей.

Все немного притихли. Оба враждебных лагеря пили и наблюдали друг за другом. Между парнями из Гиблой слободы и парнями из Шанклозона лежала «no man’s land»[3] шириною в метр. Разговор шел внутри каждого кружка, но некоторые фразы произносились нарочито громко и поэтому звучали как вызов.

Парни из Гиблой слободы наперебой угощали друг друга в честь Полэна и Розетты. Жако спросил у Шантелуба:

— Ты слыхал, как Эсперандье собирается устроить наших молодоженов?

— Слыхал.

— Сдается мне, что он их использует на все сто.

— Ия того же мнения…

— Тебе следовало бы что‑нибудь сделать. Присмотрись-ка к этому получше. Ведь ты вечно торчишь в профсоюзах и всяких там организациях…

— Ну и народ! Когда вам что‑нибудь нужно, вы тут как тут, но если от вас ждут помощи, то вас днем с огнем не сыщешь, это определенно!

Но Жако уже и след простыл. Он вдруг заметил, что Бэбэ танцует пасодобль с кем‑то другим.

— Знаешь, кто это? Рыжий из Шйнклозона!

— Сейчас я ему покажу!

— Эй, погоди! — Милу удержал приятеля за рукав. — Еще не все ребята собрались. Нет Мориса, Октава. Не стоит пока начинать потасовку. Идем выпьем, я плачу…

Жако нехотя подошел к стойке вслед за приятелем. На пороге танцевального зала появился Виктор и тотчас же с озабоченным видом направился к стойке. Он тихо сказал, обращаясь к парням из Гиблой слободы:

— Послушайте, ребята, Шанклозон получил подкрепление.

Он выразительно сжал губы и процедил:

— Трое парашютистов.

— Что?

— Да — да. Трое парашютистов. Должно быть, приехали на побывку в Шанклозон. «Дальневосточники». Они как раз пьют водку в бистро. В красных беретах, все увешаны побрякушками вот отсюда и досюда…

И он показал, где у них висели ордена и медали, проведя рукой от левого плеча до пояса.

Жако схватил Виктора за отворот пиджака и крикнул ему прямо в лицо:

— А нам‑то какое до этого дело?

Он разом опорожнил свой стакан.

— Хозяин! Белого на всех!

Вошли Морис с Октавом. Жако и Милу переглянулись.

Жако отвел Шантелуба в сторону:

— Постарайся спровадить отсюда Полэна и Розетту, жаль будет, если в начале медового месяца в них угодит осколок бутылки.

— Вам еще не надоело валять дурака?

— Знай, старина, я в долгу никогда не остаюсь.

— Послушай, Жако, успокойся…

— Послушай, Шантелуб, твои проповеди у меня вот где сидят! Если ты опять заведешь свою волынку, сматы-? вай лучше удочки!

Мелодия пасодобля оборвалась. Танцующие пары расходились. Бэбэ улыбалась и, честное слово, чуть ли не приседала в реверансе, расставаясь с нескладной жердью, увенчанной шапкой огненных волос. Жако подошел к Рыжему и положил руку ему на плечо.

— Милсдарь, разрешите вас на два слова по поводу вот этой дамы, за которой вы нахально шьетесь…

Но Жако пришлось ту. т же обернуться. Кто‑то ударил его по плечу. Это был длинный Шарбен.

Они смерили друг друга взглядом. Манеры их вдруг сразу стали иными. Оставалось только переменить декорации и костюмы, и без труда можно было бы вообразить, что находишься среди ковбоев, мушкетеров или корсаров, в Чикаго или на острове Черепахи. Шарбен заявил с достоинством:

— Покорнейшая просьба не трогать этого господина;! он мой личный друг.

Это была игра.

Иньяс, собиравшийся было начать вальс, убрал аккордеон, спрятал его за помостом и, разминаясь, сделал несколько энергичных движений руками.

Парни Гиблой слободы и Шанклозона медленно наступали друг на друга. Девушки выстроились вдоль стен. Бзбэ было запротестовала:

— Жако, какое тебе дело?

Но тут же умолкла, встретив гневный взгляд юноши, и присоединилась к своим товаркам. Тишина стояла гробовая.

Видя, что ее брат направляется к ребятам из Гиблой слободы, Одетта Лампен крикнула умоляюще:

— Морис, не ходи, прошу тебя!

Морис задержался, словно по команде «шаг на месте». Опустив голову, внимательно оглядел складку на брюках, затем пиджак своего праздничного костюма. Погладил левой рукой отвороты, выпрямился и подошел к Жако.

Ритон прошептал:

— Извините, я на минутку…

Одетта посмотрела на него округлившимися глазами.

— Не люблю, когда молодые люди дерутся, — заявила она.

Ритон снова прислонился к стене рядом с девушкой и стал задумчиво потирать у себя за ухом.

Шантелуб старательно работал языком:

— Полэн, мне кажется, вы могли бы с Розеттой — или даже мы все втроем — выйти на улицу подышать свежим воздухом.