Гибельный мир - [24]

— Разумеется, ты, Рутвен, следуешь выгодам своего рода.

— Ваше величество…

— В этом ничего плохого нет. Но ваше родовое безбожие известно всем. Для секретаря императора это, может быть, и неплохо, но для представителя знатного рода…

— Дело не в безбожии, государь. Первосвященник может быть прекрасным священнослужителем, но в политике он ничего не понимает, и доверять ему возложение венца на голову претендента на трон, да еще и произвольно…

— А я так понимаю, что не он будет выбирать, а само Божество!

Эрно усмехнулся.

— Боюсь, Божеству нет дела до того, кто будет сидеть на троне после вас, государь.

— И тем не менее. Думаю, твое мнение о роли Божества не повлияет на выбор. — Вем качнул головой. — Хотя, говоря по чести, я хотел бы знать закон так, как он был сформулирован в Своде. Покопайся, может, отыщешь. И если традиции, подкрепленные древними установлениями, требуют доверить это дело Храму, так и будет.

— Ваше величество…

— Ни слова, Эрно! Наша Империя испокон веков стояла на законе. И так и останется, пока это будет зависеть от меня.

— В случае вашей смерти стране будет грозить гражданская война.

— Боги этого не допустят. Да и вот, кстати, будет претенденту на трон возможность доказать свою силу.

Секретарь только недовольно поджал губы, а за его спиной Утбой — воин до самой последней частички тела и души — незаметно и одобрительно сощурил глаза.

Правитель жестом отпустил секретаря, потом, подумав, и телохранителя, и вышел из кабинета. Одна роскошная зала сменялась другой, но он не рассматривал их, а о чем-то думал. Это «что-то» было очень приятное, глаза Вема улыбались, и даже губы растягивались немного. Он подошел к лестнице — широкой, отделанной ценными породами дерева и начищенной до блеска золоченой бронзой, — погладил перила и зашагал вниз.

Император спустился в сад и пошел по дорожке, присыпанной тонким белым песком, вьющейся меж кустов, покрытых самыми разнообразными по форме и оттенкам цветами. Многие из них были гордостью его сада, и он с удовольствием разглядывал их, как мог подолгу созерцать изящные предметы обстановки, произведения искусства или красивых слуг. Эта часть парка была труднодоступна для знати, поскольку относилась к гарему правителя, туда пускали немногих и лишь под личным контролем доверенных людей императора, конечно. Сам Вем использовал это место для отдыха в одиночестве, или в обществе какой-либо из своих наложниц, если хотел. Поэтому ландшафт здесь был продуман особенно тщательно, а потом еще и изменен в соответствии с пожеланиями Вема. Все в этом уголке было миниатюрно — небольшие озерца, связанные протоками, чтоб по ним можно было плавать на лодке, игрушечные беседки и павильоны, вписанные в местность так, что их почти не было заметно издалека, изящные купы деревьев и легкие мостики. Здесь было приятно гулять и легко отдыхать. Садовники и архитекторы знали свое дело, и место получилось поистине завораживающее.

В одном из уголков, император прекрасно знал, в каком именно, на небольшой скамеечке сидела молодая, богато и изысканно одетая женщина, немного пухленькая, белокурая, красивая какой-то особенно уютной, домашней красотой. Глядя на нее, невозможно было даже представить себе ее в гневе или дурном настроении, а только вот такую, ласковую, улыбающуюся, милую. Она смотрела на подходящего к ней императора снизу вверх с радостным изумлением, а у ног ее копошился пятилетний карапуз — он на правителя не обратил ровно никакого внимания.

Вем присел рядом с женщиной, приобнял ее за талию, и их поцелуй затянулся на целую минуту, никак не меньше.

— Здравствуй, милая, — пробормотал он.

— Я не ожидала тебя сегодня…

— Я смог освободиться. Но на ночь не останусь. Дела.

Огорчение на лице женщины его растрогало. Он слегка покраснел и неуклюже погладил ее по голове. Он относился к разряду мужчин, которые не умеют и очень стесняются показывать свои чувства, но любой знаток человеческой души легко понял бы, что ее он любит, и очень.

— Ирлина, деточка, я бы с удовольствием остался.

— Я понимаю. — Она приникла к нему.

Вем гладил ее волосы. Это было для него подлинным наслаждением — волосы такие нежные, такие мягкие…

— У тебя какие-то проблемы? — простодушно спросила Ирлина.

— Как всегда. — Император вздохнул. — Все это из-за того, что у меня нет наследника.

Женщина незаметно покраснела.

— Да. — Она тоже вздохнула. — Но бывает так, что мужчина может иметь детей только с одной какой-то женщиной. Вся беда в том, что одну-единственную так сложно найти…

— Я не виню тебя нисколько, Ирлина, — успокоил Вем. — И если и от тебя я не смог завести ребенка, значит, не смогу ни от одной. Да и о чем речь, что тут можно сделать? Вина моя, если это вообще можно считать виной. Я очень хотел бы сына, и именно от тебя. — Он приобнял ее снова и поцеловал в затылок. — Не надо думать об этом.

— А что тебе предлагали?

— Мне предлагали кого-нибудь усыновить. Я отказался.

— А почему? Разве это не выход?

— Нет, — отрезал Вем. — Во-первых, усыновление ничего не даст. По закону император может усыновить ребенка, но не может передать ему власть. Тот, кто не пожелает признать выбранного мною наследника моим сыном, не признает все равно. Кроме того, мне предложат, конечно, усыновить представителя какого-нибудь знатного семейства — так принято в среде дворян, — и это выдвинет на первое место его род. Династия Хистим превратится в династию другого рода. Я бы и в самом деле усыновил, пожалуй, какого-нибудь мальчика без роду-племени, который мог бы при помощи своих способностей, своей личной силы удержать власть, но… Нет. За меня уже все решили, и если я усыновлю не того, кого нужно, это ничего не решит. К тому же это не по закону. Высшие семейства и так слишком вознеслись, слишком много у них власти, слишком они привыкли попирать закон. Отсюда остается лишь один шаг до гибели государства.