Гибель Византии - [164]

— Для решения такого важного вопроса недостаточно только примеров, — заметил герцог Орсини, — сколько бы их перед нами не имелось; этот вопрос должен быть решен принципиально.

— Всякое обобщение, герцог, — возразил Дука, — есть, конечно, дело серьезное, важное, но и опасное, потому что наше желание найти необходимое решение заставляет иногда не так смотреть на факт, каков он есть. В настоящее время достаточно известны в Италии греческие философы, благодаря чему государственная теория Платона хорошо знакома, по которой он манипулирует людьми как пешками и заставляет их делать все именно так, как представляет его фантазия. Я уверен, что познакомившись с философией Платона в Италии, при существующей здесь во многих местах анархии, непременно явятся подражатели Платона в составлении того или другого плана государственного устройства, и может быть, они будут впадать в ту же ошибку: забывать личность человека, исходя из той возвышенной и разумной точки зрения, что отдельный человек есть часть целого, то есть общества; между тем личность человека вовсе не дробная часть, а целая единица, и общество сложное тело, состоящее из этих единиц.

— Однако же, — заметил король, — очень трудно удовлетворить интересам каждого.

— Я думаю, ваше величество, что даже невозможно.

— Что же должны делать те, которые силою обстоятельств стоят во главе обществ, будь они властители или авторитеты? — спросил герцог Орсини.

— Надо возвысить нравственный уровень этих отдельных личностей, чтобы среди них всякий порок был проступком, а не нормальным явлением. И вот вам доказательство: мир древний, как классический, так и библейский, старался выработать такие формы государственного устройства, под покровом которых жилось бы по возможности хорошо и, как нам известно, этот мир создал обширные и глубокомысленные законодательства, и все-таки не достиг желанной цели. Почему же? Потому, что устраивая общество, как единицу, на человека, как на дробную часть, не обращалось внимания. Что человек единица, а не дробь, это имело в виду и Евангелие. Оно никакого внимания не обращает на формы государственного и общественного устройства, это уже выработал древний мир, да это и не так важно; важнее указать человеку пути нравственного совершенства. Вот и надо поступать так, чтобы гражданин развивался в нравственном и умственном отношении. Необходимо глубоко уважать личность человека, а не презирать единого от малых сих.

— Отсюда, — сказал король, — я заключаю, что вы стоите за те формы, которые существуют у народа, и что законодатель должен их только усовершенствовать. Если же мы видим в них недостаток гражданского устройства, то давая им возможность сделаться лучшими, мы подводим их к желанию нововведений.

— Я почти хотел сказать тоже самое, — отвечал Дука.

— Значит, король первый слуга народа? — язвительно вставил Орсини.

— Что же тут дурного? — улыбнулся Дука. — Кто хочет быть первым, будь для всех слугою.

— Христос был всем слугою, — задумчиво сказал король.

— Из того, что я слышал о вашем величестве, — сказал Дука, — а именно, что вы изволили однажды выразить желание, чтобы ваши подданные боялись не вас, а за вас, — так из одного этого можно уже отчасти вывести заключение о вашем взгляде, подходящем к только что выраженной мною мысли. А что касается Христа, ваше величество, как вы изволили привести пример, то ведь он был Христос и мы не в силах ему подражать.

— Какое малодушие! — заметил не столь спокойно, как до сих пор, король. — Это оправдание весьма часто приходится слышать. Я согласен, что возможно иногда успокоить свою совесть тем, что мы не в силе поступить так, как поступил бы в подобном случае Христос. Но возводить в принцип, что Его великий пример не обязателен для нашего подражания — это не достойно человека: тогда он не образ и подобие Божие.

Затем разговор перешел на разные отвлеченные темы, которые, под влиянием писателей древнехристианских и классических, были тогда в большой моде. Это было перед отъездом Максима Дуки. Он улучил удобную минуту прервать беседу и обратился к королю.

— Я опасаюсь, ваше величество, не исполнить одного порученного мне на родине дела, которое, впрочем, меня лично не касается. Меня просили узнать, могут ли рассчитывать предприимчивые торговые люди на покровительство властей, если они задумают заняться богатствами только что открытых испанцами Канарских островов?

— Вы, синьор Массимо, говорите, что это дело вас лично не касается, но все-таки мой ответ утвердительный. Если же вы явитесь ходатаем, то обещаю свое особенное покровительство.

— Сердечно благодарю вас, ваше величество, за то внимание, которым я был окружен во время пребывания моего в Неаполе.

— Теперь желал бы я узнать у вас, синьор Массимо, явитесь ли вы лично за получением денег или это дело устроим как-нибудь иначе?

— Ваше величество, дайте мне одну минуту на размышление.

Король утвердительно кивнул головой и отошел в сторону.

Максим Дука увидел сидевшую у окна донну Инесу. Она задумалась и бессознательно играла веером, то раскрывая его, то закрывая.

«Если я ее увижу еще раз…» — мелькнуло в голове Дуки. — «А может, быть я ее уже люблю так, как не предполагал и сам… Нет, проститься навсегда, никогда больше ее не видеть!» — решил молодой человек.