Гибель вермахта - [3]

. Если в начале Восточного похода вермахт имел 3,2 миллиона солдат, то на 1 июля 1942 г. в вермахте было уже 2,8 миллиона^{21}. На главном (в летнюю кампанию 1942 г.) направлении ударная группировка вермахта насчитывала 900 тысяч солдат против Брянского, Юго-западного и Южного фронтов общей численностью в 1,7 миллиона солдат^{22}.

Во-вторых, вермахту не хватало оружия и возможности бесперебойно снабжать войска. Хотя к середине 1942 г. на Восточном фронте у немцев было около 3 тысяч танков, этого было недостаточно для комплектования 24 танковых дивизий (первоначально Гитлер настаивал на формировании 36 дивизий тем же количеством танков). К тому же каждая моторизованная дивизия по штатному расписанию должна была иметь танковое подразделение. Не хватало грузовиков, подвод, лошадей — в 1941 г. вермахт на Восточном фронте был более мобилен, чем в 1942 г. К летней кампании 1942 г. группа армий «Юг» располагала девятью новыми танковыми дивизиями, семью моторизованными и 52 пехотными дивизиями, — но это за счет войск групп армий «Центр» и «Север», практически годных только к позиционной войне. Да и для нее эти войска были слабо оснащены, и их было мало. В десяти танковых дивизиях этих групп армий танков было едва ли не треть от штатного числа, а «моторизованные» дивизии были оснащены подчас только велосипедами. Что же касается обычных пехотных дивизий обеих групп армий, то им недоставало оружия и солдат; они только наполовину достигали штатного расписания.

В-третьих, все более тревожным становилось положение с боеприпасами и с материальным обеспечением. В ОКХ подсчитали, что топлива на Восточном фронте хватит только до сентября 1942 г., а принимая во внимание расстояния и состояние дорог, этот кризис мог наступить и раньше^{23}.

Чтобы полностью оценить значение второй немецкой летней кампании в России, необходимо вспомнить цели первой кампании. Они заключались не в завоевании всего Советского Союза, а в истреблении его защитников. Стратегическая цель заключалась в тактическом истреблении. Эта стратегия потерпела крах, так как скорость продвижения была невелика, а пространство было огромным, сопротивление — также, а готовность советского руководства жертвовать своими солдатами — безмерной. Если стратегия уничтожения не возымела успеха в благоприятных для немцев условиях 1941 г., то разве смогла бы она иметь успех в менее благоприятных условиях 1942 г.? Гитлер это понимал, поэтому вместо стратегии сокрушения применил стратегию экономического истощения, ударив по материальной основе мощи советских вооруженных сил. Нужно было лишить Советский Союз донецкого промышленного района, кубанского зерна и кавказской нефти^{24}.

Весной 1942 г. Гитлер имел совершенно ясные намерения разгромить Красную армию раз и навсегда, уничтожив советские войска на юге, а затем решать, повернуть ли вермахт в направлении восточнее Москвы или направить к нефтяным месторождениям Баку. Продолжать войну в тех же масштабах, что ив 1941 г., Гитлер не мог, поскольку Германия испытывала огромные трудности, поддерживая величину своей армии на уровне 7–8 миллионов солдат. В это же время Советский Союз, несмотря на огромные потери 1941 г., к 1942 г увеличил вооруженные силы почти на 50% (с 7 до 11 миллионов). К моменту начала советского наступления зимой 1942 г. немцы практически не имели резервов для прикрытия южного участка Восточного фронта. Советский Союз, напротив, оказался способен подготовить для операции под Сталинградом силы в количестве 90 дивизий. Большинство из них были свежими и полностью оснащенными соединениями^{25}.

К апрелю была разработана схема, предусматривавшая захват Донецкого бассейна, в свете чего Сталинград представлял собой важную стратегическую цель. Но для Гитлера Сталинград являлся только первым шагом — в дальнейшем он хотел повернуть на север и перерезать коммуникации советских войск, оборонявших Москву. Одновременно он предусматривал направление «разведывательных групп» далее на восток, к Уралу. При этом он признавал, что операция такого масштаба возможна только в том случае, если Красная армия понесет поражение еще более крупное, чем прошлым летом. Гальдер утверждал, что во всей полноте эти планы не были известны ОКХ; на его картах рубеж проходил по Волге у Сталинграда^{26}.

Что касается боевого духа вермахта, то он находился на том же уровне, что и в предшествующем году. Однако никакая армия не могла бы пережить ужасную зиму, не понеся непоправимого морального ущерба.

Один из немецких ветеранов Восточного фронта писал в дневнике накануне кампании 1942 г.: «О, конечно, мы были героями. Дома для нас все было самым лучшим, все газеты были переполнены рассказами о нас. Восточный фронт! Было что-то такое в этих словах, когда вы говорили, что направляетесь туда… как будто вы признавались, что у вас смертельная болезнь. Вас окружало такое дружелюбие, такая вынужденная жизнерадостность, но в глазах было то особое выражение, то животное любопытство, с каким глядят на обреченных… И в глубине души многие из нас верили в это. Вечерами мы часто говорили о смерти. Каждого из нас ждал какой-нибудь узкоглазый монгол-снайпер. Иногда единственно важным казалось, чтобы наши тела доставили в рейх, чтобы наши дети смогли приходить на могилу»