Гибель Светлейшего - [38]
— Дядя, достань воробушка! А?
Шарик хихикал, захлебываясь от удовольствия. Жирные щеки его тряслись. Маленькие глазки превратились в узенькие щелочки. Толстый, круглый живот его колыхался под офицерским кителем, не застегнутым на две последние пуговицы.
— Ну, ладно! Хватит тебе! Веди, веди! — прикрикнул горбун.
— Айда вперед! — скомандовал Шарик и ловко ударил Николая Николаевича коленкой пониже поясницы.
Быстро скрутив пленнику руки за спину, он спустил его с лестницы и погнал через весь двор к кирпичному амбару.
Потемкин, ощущая удары дулом нагана в спину, бежал не переводя дыхания. У дверей амбара он сообразил, что толстяк бил его не наганом, а огромным ключом. Ему стало одновременно стыдно и радостно.
Шарик отомкнул ржавый замок и, слегка приоткрыв дверь, захихикал:
— Дядя! Хочешь, сливочным мороженым угощу?
Не дожидаясь ответа, он вдруг размахнулся и угостил пленника звонкой оплеухой.
Потемкин съежился от боли и позора и быстро юркнул в открытую широкую дверь.
Два пленника
После яркого солнца прохладная темнота каменного амбара казалась совершенно непроницаемой, Николай Николаевич стоял, закрыв глаза от ужаса. Он боялся пошевелиться и двинуться с места. Ему казалось, что он стоит на краю глубокой ямы, а в ней копошатся змеи, черви и крысы.
— Вы что, тоже в плену у этих бандитов?
Потемкин вздрогнул от неожиданности, услышав тихий, осторожный голос. Присутствие неизвестного человека его обрадовало.
— Да, в плену. Вы здесь один?
— Один.
Глаза постепенно привыкли к темноте. Мрак в амбаре был не полный. Через узкую щелку над дверью проникал свет. Николай Николаевич увидел темную человеческую фигуру, сидевшую на полу, а приблизившись к ней, разглядел даже бороду.
— Можно узнать, кто вы такой?
— Я коневод из Эрании.
— Давно вы здесь? — спросил Потемкин, не поняв, о какой Эрании говорил его случайный товарищ по несчастью.
— Со вчерашнего дня. Меня привезли сюда из Ново-Алексеевки. А вы кто будете?
— Врач из Петрограда. Гомеопат.
— Как же вы сюда попали?
Николай Николаевич, присев рядом с бородачом, подробно рассказал историю налета зеленых на поезд и про смерть раненого Грицка.
— Разбойники! Представляю, что вы пережили от этих злодеев.
Тронутый сочувствием бородача, Потемкин поинтересовался:
— Разрешите узнать, как вас зовут?
— Евстафий Павлович. Фамилия моя — Пряхин.
— А меня зовут Николаем Николаевичем. Потемкин.
— Ну, что же, будем знакомы!
Нигде люди не сближаются так быстро, как в заточении. Уже через час Евстафий Павлович рассказывал о лошадях, которыми гордилась Россия.
— Вам, конечно, известен Крепыш — светило и гордость русского коннозаводства, чье имя с благоговением произносили наши коневоды?
— Н-да! — не совсем уверенно ответил Николай Николаевич.
— Я помню, — сказал Пряхин — траурный день нашего отечества, когда семь лет тому назад померкло это блистающее светило. Боже мой, что тогда творилось в России! Как страдали русские люди, читая в газетах о поражении непобедимого Крепыша! Кто же его победил? Вы думаете, американский жеребец Дженерал-Эйч? Ерунда! Чепуха! Победило подлое вероломство наездника-иноземца, которому доверили на таком ответственнейшем состязании единственного русского рысака. Понимаете, единственного!
В голосе Евстафия Павловича прозвучала неприкрытая горечь. Он помолчал, видимо, переживая поразившее его печальное событие семилетней давности.
— Каждый коневод, — продолжал Пряхин, — мечтает вырастить лошадь, подобную великому Крепышу. Я тоже мечтал всю жизнь, и мечта моя, можно сказать, осуществилась. Мне удалось создать родоначальника новой лошадиной породы, жеребца Светлейшего…
— Светлейшего?! — вздрогнул Николай Николаевич. — Простите за нескромный вопрос: почему вы назвали лошадь Светлейшим? Что означает этот символ?
— Никакого символа нет. Отец его, жеребец светло-серой масти, назывался Светлым. А в коневодстве принят порядок сохранять первую алфавитную букву для удобства определения рода. Поскольку у сына масть оказалась светлее, чем у отца, я и присвоил ему имя Светлейшего.
— А-а…
Разочарование Николая Николаевича не ускользнуло от внимания коневода.
— Многие полагали, — продолжал Евстафий Павлович, — что имя Светлейший было дано в честь князя Потемкина-Таврического. Признаюсь, я далеко не поклонник этого екатерининского вельможи. До сих пор для историков осталось неразрешенной загадкой — кто же был на самом деле князь? Гениальный администратор или просто ловкач, очковтиратель, обессмертивший свое имя пресловутыми «потемкинскими деревнями»?
Николай Николаевич, оскорбленный за своего великого прадеда, запротестовал:
— О Потемкине еще нет достойного капитального труда, рисующего в полной мере заслуги этого государственного деятеля. Что же касается «потемкинских деревень», о которых вы отзываетесь так презрительно, то это спорный вопрос. В государственных делах, особенно когда они касаются международных взаимоотношений, иногда даже не обойтись без сооружения таких «деревень». Екатерина Вторая, как известно вам, решила разрушить Кремль и на его месте воздвигнуть величайший в мире дворец. По ее предложению гениальный зодчий Баженов разработал грандиозный проект. Иностранцы ахнули, когда об этом узнали. И как было не изумляться! Екатерина, только что закончившая войну с турками, замыслила строительство, которое стоило многие миллионы. Выходит, русская казна не пуста. Значит, можно верить России. Поверили и взаймы дали. А как Екатерина деньги получила, так баженовский проект сунула под сукно. Кремль и сейчас стоит на месте. Вот вам потемкинская школа, которую прошла Екатерина. Без «потемкинских деревень» ни один мудрый правитель государства не обходился и не обойдется, если он желает благоденствия своей стране, — ответил Потемкин.
