Гибель Пушкина. 1831–1836 - [53]
Как и в 1833 году, появился здесь мотив пророческой одержимости, которую окружающие принимают за банальное сумасшествие. «Как раз тебя запрут» — «кому суровый нужен врач».
«Странник» — это тоже история пророка. Но не торжествующего пророка 1826 года. Это история «осмеянного пророка».
В 1826 году произошло рождение пророка — прозрение его:
В 1835 году тоже происходит рождение пророка — прозрение его:
В 1826 году рождался пророк воодушевляющий, призывающий к действию:
В 1835 году родился пророк, предвещающий скорбь и ужас.
Его апокалипсические пророчества были отвергнуты ближними. Его ославили безумцем. И тогда произошло второе его прозрение.
В 1826 году томимый «духовной жаждою» путник встретил грозного серафима с мечом.
В 1835 году он — «духовный труженик».
Здесь собраны любимые пушкинские образы из его, несомненно, автобиографических стихотворений. «Узник, из тюрьмы замысливший побег» — «Давно, усталый раб, замыслил я побег». «Как путник, до дождя спешащий на ночлег» — «…как путник запоздалый К нам в окошко постучит». Причем ни узника, ни путника, ни духовного труженика нет у Беньяна.
Вместо ослепительного серафима с мечом странник встречает скромного юношу с книгой. Вместо символа гремящего пророчества — символ тихой мудрости.
В 1826 году в грудь пророку вложен был «угль, пылающий огнем», в уста вложено «жало мудрыя змеи», «отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы» — атрибуты мудреца-обличителя.
В 1835 году с ока его спало бельмо, и он увидел «тихий свет». Свет спокойной мудрости.
Юноша с книгой заменил не только пушкинского же серафима, но и беньяновского Евангелиста со свитком. Евангелист — апостол, активный проповедник, завоеватель духовного мира. Юноша, встреченный странником, ничего не проповедует. Он погружен в чтение. Он только тихо отвечает на вопрос. Он не призывает странника «глаголом жечь».
Пушкин. Гравюра с оригинала О. А. Кипренского. 1830 г.
Это писалось в то время, когда шли переговоры об отставке. Когда Пушкин был готов оставить свой великий план и уединиться в деревне.
Странник принял совет юноши. Он бежал из обреченного города, от людей, не внявших его проповеди.
Как точно эти строки передают ситуацию вокруг первой отставки 1834 года. Волнение и хлопоты Жуковского, его настойчивые советы, неудовольствие и порицание со стороны других друзей, на которых ссылается Жуковский. Как это все пророчески похоже на ситуацию вокруг последней дуэли. Как точно говорят эти строки о полном непонимании друзьями того, что делалось в душе и уме Пушкина.
В стихотворении страннику удается бежать. В жизни этого не получилось. Как ни манил его «тихий свете» уединенной мудрой жизни, удаленного от суеты творчества, «тайной свободы», — сознание пророческой своей миссии оказалось сильнее. Шестикрылый серафим с мечом одолел тихого юношу с книгой.
«Духовный труженик — влача свою веригу» — он решил сделать еще одну попытку.
Он понимал возможность еще одной неудачи. Он писал в апреле, когда определился провал «Пугачева» — его исторической проповеди:
Он понимал возможность неудачи. Но он считал необходимым выполнить свой долг. Он должен был написать «Историю Петра».
В 1835 году исполнилось десять лет со дня декабрьского восстания.
В начале октября Пушкин писал Плетневу из Михайловского по поводу альманаха, который они собирались издавать:
«Ты требуешь имени для альманаха: назовем его Арион или Орион; я люблю имена, не имеющие смысла…»
Последняя фраза была издевательским поклоном в сторону полиции, вскрывавшей его письма. Ибо «Арион» было название его старого стихотворения — о себе и декабристах.
В 1835 году многие надеялись на возвращение сосланных. Надеялся и он. Они были ему необходимы.
