Гибель королей - [30]

– Он любит денежки, которые ему приносит Эрсе, – хмыкнула она, – и он знает, что Эрсе живет в этой пещере и оберегает меня. А сейчас Эрсе ждет твоего ответа. Ты стал мудрее?

Я ничего не сказал, озадаченный вопросом, и это разозлило ее.

– Я что, неясно сказала? – сердито пробурчала она. – Что, глупость забила тебе уши и размягчила мозги?

– Я ничего не помню, – соврал я.

Она аж затряслась от хохота – при этом меч задергался на моей ноге – и снова задвигала бедрами взад-вперед.

– Семь королей погибнут, Утред Беббанбургский, семь королей и женщина, которую ты любишь. Такова твоя судьба. И сын Альфреда не будет править, Уэссекс умрет, Сакс убьет то, что ему дорого, датчане заполучат все, все изменится, и все останется по-прежнему, как было и будет всегда. В этом, видишь, ты стал мудрее.

– Кто такой Сакс? – спросил я. Я продолжал тереть ремень о камень, однако кожа даже не истончилась.

– Сакс – это король, который разрушит то, чем он правит. Эрсе знает все, Эрсе все видит.

Шаги в коридоре на мгновение дали мне надежду, что это мои люди, но в полумраке пещеры появились три монаха. Их возглавлял старик с взлохмаченными седыми волосами и впалыми щеками. Он уставился сначала на меня, потом на Эльфаделль, потом опять на меня.

– Это действительно он? – спросил он.

– Это Утред Беббанбургский, это мой сын, – ответила Эльфаделль и расхохоталась.

– Господь всемогущий, – произнес монах.

Судя по его лицу, он был страшно напуган, и по этой причине я все еще был жив. И Эльфаделль, и монах знали, что я – враг Кнута, однако они не знали, чего Кнут хочет от меня, и опасались, что, убив меня, они тем самым оскорбят лорда. Седой монах подошел ко мне. Он оробел, неспособный предугадать, что я могу учудить, моя непредсказуемость ужасала его.

– Ты Утред? – спросил он.

– Я Кьяртан из Кумбраланда, – ответил я.

Эльфаделль фыркнула.

– Он Утред, – сказала она. – Напиток Эрсе не лжет. Он болтал как неугомонный ребенок.

Монах боялся меня, потому что моя жизнь и смерть находились за пределами его понимания.

– Зачем ты сюда пришел? – спросил он.

– Разведать будущее, – ответил я. Я ощутил кровь на ладонях – мои усилия освободиться от пут привели к тому, что открылись шрамы от порезов, сделанных Эльфаделль.

– Он узнал будущее, – сказала Эльфаделль, – будущее мертвых королей.

– А в этом будущем была моя смерть? – спросил я у нее и впервые за все время увидел сомнение на морщинистом лице.

– Нужно послать за ярлом Кнутом, – сказал старик.

– Нет, убить, – сказал монах помоложе. Он был высоким и крепко сбитым, на его жестком длинном лице выделялся крючковатый нос, взгляд был безжалостным. – Ярл наверняка захочет покончить с ним.

Старик все еще сомневался.

– Мы не знаем волю ярла, брат Херберт.

– Убей его! Он наградит тебя. Наградит нас всех. – Брат Херберт был прав, однако боги заронили сомнение в умы остальных.

– Это должен решать ярл, – сказал старик.

– На то, чтобы получить ответ, уйдет целых три дня, – язвительно заметил Херберт. – И что с ним делать все это время? В городе его люди. Их там слишком много.

– Может, самим отвезти его к ярлу? – предложил старик. Он явно желал услышать ответ, который избавил бы его от принятия решения.

– Да ради бога, – пренебрежительно бросил Херберт. Он шагнул к моим вещам, наклонился и выпрямился, держа в руке «Жало осы». Короткое лезвие блеснуло в тусклом свете. – Что ты обычно делаешь с загнанным волком? – грозно осведомился он и подошел ко мне.

Я призвал на помощь всю свою силу – ту, которая накопилась в моих мышцах благодаря упражнениям с мечом и щитом, благодаря многим годам тренировок и войн – и резко выпрямил ноги и поднял вверх руки. Мои путы разорвались, я, откатившись в сторону, сбросил со своего бедра лезвие меча и издал крик, громкий боевой клич воина. Изогнувшись, я рванулся к рукояти «Вздоха змея».

Эльфаделль попыталась отодвинуть от меня меч, но она была стара и медлительна. Мой крик наполнил пещеру и эхом отдался от стен. Я схватил меч и пригрозил им колдунье. Она отпрянула, а Херберт, видя, что я вскочил на ноги, весь подобрался. Я едва не упал – ведь мои щиколотки все еще были связаны. Херберт сообразил, что открыт противнику, и быстро занял боевую стойку, направив короткое лезвие меча в мой голый живот. Я отбил его удар и повалился на него. Он упал навзничь и попытался достать мои голые ноги, когда я поднялся, но я опередил его и нанес удар «Вздохом змея» – моим мечом, моим возлюбленным клинком, моим боевым другом, – и он вспорол монаха, будто рыбу – острая, как бритва, сталь. Его кровь хлынула на черную рясу и окрасила пол, белесый от высохшего мышиного помета, а я продолжал вспарывать его плоть, не осознавая, что мой яростный клич все еще разносится под сводами пещеры.

Херберт вопил и дрожал, умирая, а два других монаха уже бежали прочь. Я срезал ремни с ног и побежал за ними. Рукоять «Вздоха змея» стала скользкой от крови, я чувствовал, что меч жаждет крови.

Я настиг монахов в лесу, шагах в пятидесяти от пещеры. Более молодого я свалил, ударив мечом плашмя по затылку, а старика схватил за рясу. Я развернул его лицом к себе и ощутил от него вонь страха.