Гибель химеры (Тайная история Погорынья) - [43]

В слабой надежде найти хоть кого-нибудь живого она побрела к другой веси, расположившейся на противоположном берегу речки Кипени, в трех верстах от них. Но и там была та же зловещая картина разрушений и смерти. И лишь на дальней окраине девушка услышала негромкий, но живой (Хвала всем Богам!) звук. Из густых зарослей смородины доносилось жалобное козиное блеянье. Когда она с трудом продралась через упругие зеленые ветки, то взору предстала удивительное зрелище: к козе с новорожденным козленком-сосунком крепко прижималась маленькая девочка лет пяти, испуганно поводя из стороны в сторону расширившимися от ночного ужаса глазенками.

Увидев незнакомого человека малышка собралась было уползти подальше в свое зеленое укрытие, но, разглядев, что перед ней не страшный убийца с обагренным кровью близких мечом, вцепилась в руку Милорады и разрыдалась. Еще некоторое время ушло на то, чтобы успокоить и, по возможности расспросить, девчушку о случившемся. Затем она нашла щербатую деревянную мису, приласкала и подоила козочку, которая доверчиво лизнула человеческую руку, избавившую раздувшееся вымя от бремени молока.

Напоенная сытной вологой Веснянка неутомимо шла за своей спасительницей, придерживая свою серую любимицу за левый рог, в то время как козленок удобно развалился на руках у старшей путницы. Больше всего Милорада боялась не найти устроенный утром шалаш, но и здесь (благодаренье Мокоши!) все обошлось — они вышли прямо к нужному месту. Пустив козу с козленком гулять на небольшую полянку, девушка немного посидела на бережку, давая отдых смертельно усталому телу. Парнишка лежал в той же позе, что его оставили, но дыхание было ровным, а кровь более не сочилась из ран. Решив пока не тревожить его Милорада скинула с себя изодранную праздничную рубаху и шитую яркими нитками паневу, влезла в небольшой бочажок и стала остервенело скрести свое тело грубым лыковым мочалом, будто надеясь смыть с себя всю мерзость нынешней ночи. Конечно, очистить израненную душу так же просто, как истерзанное тело, не удалось, но нежная прохлада ручья принесла большое облегчение.

Одевшись и осмотрев раненого, девушка послала Веснянку зачерпнуть мисой воды в ручейке, а сама стала вспоминать все, что когда-либо слышала о врачевании ран и ожогов. Когда память услужливо подсказало все, что сказывала старая ведунья Щепетуха, то Милорада встала и решительно отправилась на опушку леса за листьями лопуха и подорожника. Собранная добыча была промыта в ручье и настало время решительных действий. С помощью засапожного ножа раны были расковыряны, а обломки стрел извлечены, благо граненые наконечники бронебойных стрел, что впопыхах использовали стрелявшие, не оставляли осколков в уязвленной плоти. Пришлось, правда, прикрикнуть на едва снова не пустившую нюни Веснянку и заставить ее жевать до мелкой кашицы листья лопуха, потребные для лечения ожогов. К счастью они были невелики — основной жар приняла на себя верхняя рубаха, безжалостно располосованная на повязки, за полной непригодностью к чему-либо еще. Конечно, и порты, и нательная срачица пребывали не в лучшем состоянии — запятнанные кровью, с дырами от огня и железа. Но это было все же лучше, чем ничего. Обмытый и перевязанный парнишка пока не приходил в сознание, но с его лица, наконец, ушла смертельно-синюшная бледность. Измученные Милорада с Веснянкой притулились рядышком прямо на земле и мигом провалились в сон.

На следующее утро, подоив козу и опружив вдвоем с малышкой мису молока — кто знает, когда еще придется поесть, девушка отправилась в горелое селище. Сторожко оглядываясь — не увидал бы кто — прихватила секиру с обгорелой рукоятью, деревянную бадейку, куда покидала десяток найденных в одном из сожженных дворов репин и глиняный горшочек с едва тлеющими углями. Теперь дело пошло веселее — стало можно и нарубить лапника на постелю, и испечь репу, да и просто посидеть вечером у ласкового огня. С этой поры походы на погорелое место за утварью стали ежедневными.

Спасенный очнулся только через седьмицу, и тут обнаружилась новая беда — у него была сломана челюсть и искрошены страшным ударом многие зубы — ни жевать, ни как следует разговаривать, он не мог. Пришлось Милораде ходить с серпом на овсяное поле и на себе таскать тяжелые снопы к их временному жилищу. Полужидкий овсяный кисель да козье молоко — вот и все чем мог пробавляться парнишка, который даже имени своего не мог произнести. Впрочем, раны потихоньку затягивались, он уже начинал с помощью Милорады вставать, а вскоре решилась и проблема имени.

Однажды возвращаясь с очередной вылазки, девушка услышала тоненький голосок Веснянки:

— Ну, Жур, скушай еще ложечку, ну, пожалуйста, Журик! Я для тебя земляничку искала, Мила старалась, снопы носила, варила для тебя. Тебе поправляться надо и на ноги вставать! Журик, ну, пожалуйста!

Да, назвать паренька «овсяным кисельком» могла только маленькая придумщица. Но с тех пор так и повелось — Жур-Журик. И, что было самое удивительное, спасенный охотно откликался на новое имя. Кажется, именно с этого дня силы стали не по дням, а по часам прибывать к нему.