Гибель Гражданина - [10]

- Нет пижамки, она промочила последнюю, - ответила Бет. - Миссис Гарсиа выстирала, но пижамка еще сохнет.

- Наверное, брошу вещи в фургон и поеду. Утром буду на полпути к Сан-Антонио. Она колебалась.

- Нужно ли? После такой выпивки? Вероятно, Бет хотела сказать не совсем то, но сказала, что получилось.

- А я потихоньку. Захочу спать - остановлюсь на обочине и лягу в фургоне. - Я тоже хотел сказать не совсем то, что сказал: мы оба, кажется, утратили способность выражаться точно.

Мы обменялись взглядами. На Бет было что-то прозрачное, бледно-голубое, с глубоким вырезом; она походила на ангела, однако минута уже ушла и нейлоновые ангелы перестали привлекать меня даже при легком поцелуе в губы.

- Пока. Если сумею, позвоню завтра вечером, а не сумею - не волнуйся. Значит, расположился на природе.

- Мэтт... - сказала она и быстро продолжила: - Нет, ничего. Езжай осторожно. Пришли мальчикам несколько открыток, они обожают, когда ты пишешь.

Я пересек залитый светом двор и отомкнул ворота, выходящие в аллею, которая протянулась вдоль нашего участка. Санта-Фе изобилует аллеями. До того, как мы приобрели дон, студия сдавалась отдельно, и предыдущий владелец, не имея гаража, держал в аллее машину. Я притащил чемодан в гараж и бросил в кузов пикапа - металлический фургон с окошками по бокам и задней дверцей. На дверце, к сведению настигающих фургон водителей, старший сын приклеил плакатик: НЕ СМЕЙТЕСЬ, ЭТА МАШИНА СТОИЛА ДЕНЕГ.

Распахнув двери гаража, я выехал в аллею, закрыл гараж, вернулся к фургону и подал назад через большие ворота, прямо к дверям студии. Я оставил мотор включенным, чтобы он прогрелся, и вошел в студию, Г-образное строение на задворках участка, возведенное, как и большой дом, из толстых адобов. Одно крыло этого Г служит гостиной и библиотекой с диванчиком, который при необходимости превращается в кровать. В другом крыле размещаются картотеки и пишущая машинка. Каморка возле ванной, бывшая некогда кухней, стала фотолабораторией.

Я облачился в джинсы, шерстяную рубашку, шерстяные носки и светлые ботинки из выворотной кожи, часто именуемые в Санта-фа "педиками", поскольку это излюбленная обувь джентльменов, чья мужественность находится под вопросом. Такое название, разумеется, несправедливо по отношению ко множеству чрезвычайно мужественных инженеров, а также, надеюсь, одному писателю-фотографу. Одевшись, я отнес в фургон свою постель, заряженные кассеты к "Лейке", маленькие штативы и большую треногу для панорамной камеры 5х 7. Она пригодится, быть может, раз на тысячу миль, однако будет полезна, а места в фургоне предостаточно.

Довоенный опыт фоторепортера дает приятную возможность работать сразу на два фронта. Я собирался для начала обратить эту поездку в иллюстрированную статью, а затем вложить использованный материал в новую приключенческую повесть.

Я сосредоточенно занимался приготовлениями к отъезду, но внезапно что-то меня остановило. Я огляделся - ничего ли не позабыто. Подошел к письменному столу, потянулся за ключами от ящика, где покоился короткоствольный "кольт-вудсмэн" двадцать второго калибра. Хотя наш покорный слуга давным-давно превратился в мирного гражданина, маленький автоматический пистолет слишком долго был верным дорожным спутником, и оставлять его не годилось. Засовывая ключ в скважину, я увидел, что ящик уже открыт и выдвинут на четверть дюйма.

С минуту я стоял, глядя на него. Затем спрятал ключ и выдвинул ящик до конца. Пистолета, конечно же, не было.

Я медленно повернулся на месте, обшаривая комнату взглядом. Иных внешних изменений не наблюдалось. Ружья, конечно же, безмятежно стояли в запертом шкафу. Я шагнул в сторону, осмотрел гостиную. Все было на месте. Как обычно, листы копирки усеивали мебель: до вечеринки я целый день жонглировал замыслами, подходящими для грядущих техасских впечатлений. На подлокотнике большого кресла валялась картонная папка. Папок у меня тоже полно, разбросаны они повсюду, но именно этой видеть не приходилось.

Ярлыков и надписей не было. Я вынул ее содержимое. Скрепленная рукопись, примерно двадцать пять страниц. Вверху первой, аккуратно отпечатанной страницы стояли имя автора и заглавие: Барбара Эррера, "Горный цветок".

Я положил рукопись, двинулся к фотолаборатории, включил свет и заглянул внутрь. Никого. Но за соседней дверью автор обнаружился. Барбара сидела в ванне, заполненной вместо воды пышными кружевными юбками. На кафельной стене сверкали хромированные краны. Не мигая, Барбара глядела на них карими, распахнутыми, странно пустыми глазами. И была совершенно мертва.

Глава 8

Каюсь, я почувствовал своего рода облегчение. Не хотел бы казаться черствым, но я ожидал чего-то недоброго с той самой минуты, когда Тина провела рукой по волосам, стоя на пороге у Даррелов. Теперь, по крайней мере, игра началась и можно было разглядывать карты. Девушке пришлось туго - надеялась подсунуть мне свой окаянный рассказ, проскользнула сюда и помешала кому-то, кому не следовало мешать, - но я видал мертвецов, которых и знал дольше, и любил больше. Хотела остаться в живых - надо было оставаться дома.