Гибель Айдахара - [43]

После бегства воинов Едиге эмиру было ясно, что хан хорошо осведомлен о количестве его войска, о трудностях с продовольствием, поэтому, переправившись через Яик, ускорил движение своих туменов, насколько это было можно, и уже через шесть дней достиг реки Самары.

Враг был где-то рядом, но по-прежнему оставался недосягаемым. По степи рыскали его сторожевые коршуны, сбивались с караулами Тимура в коротких стычках и снова исчезали, словно тонули в сивом степном мареве. Войско эмира было постоянно в боевой готовности. Конные отряды рассыпались по степи в поисках основных сил врага, но кроме сообщений, что еще вчера они были там-то и там-то, ничего, стоящего внимания, не могли донести Тимуру. Теперь и он хорошо понимал замысел Тохтамыша, рассчитанный на то, что войско Мавераннахра будет измотано бесцельным долгим походом по землям Орды. Лето подходило к концу, и, в случае если эмиру не удастся вынудить хана принять сражение, его войску придется срочно возвращаться назад. Осенние дожди и холода, неудача отнимут у воинов силы и сделают их легкой добычей того, кто станет их преследовать. А Тохтамыш обязательно поступит именно так. Поэтому следовало принять какое-то решение, которое позволило бы взять инициативу в свои руки или же срочно поворачивать свои тумены в обратную сторону, пока это еще не поздно.

После долгих раздумий Хромой Тимур приказал мирзе Омаршейху взять двадцать тысяч воинов и на самых быстрых конях день и ночь гнаться за главными силами Тохтамыша, а настигнув их, завязать бой и постараться не дать им уйти. Омаршейх справился с поручением эмира. Авангард золотоордынского хана был остановлен. Тохтамышу ничего не оставалось, как повернуть лицо к настигшему его Хромому Тимуру. Разбитое на семь кулов – корпусов войско эмира быстро достигло долины речки Кундурчи – притока Черемшана[4] и начало спешно готовиться к решающей – битве.

С наступлением ночи тысячи костров загорелись в лагере Тимура. Под черным безлунным небом от одного края земли до другого, похожие на волчьи глаза, мерцали они тускло и холодно, будя в сердцах золотоордынских воинов недобрые предчувствия…

Глава четвертая

Пылали костры и в стане Хромого Тимура, и в стане Тохтамыша… Для многих воинов это были последние костры в их жизни. Согретые нежным мягким теплом, они не хотели думать об этом. По существующей традиции, накануне битвы повелители одарили своих воинов подарками. И пусть пустячными были они, но каждый воин верил, что завтра он до отказа набьет свои переметные сумы добычей, отнятой у врага. О смерти не думал никто, и никто не выказывал страха, надеясь, что именно к нему судьба будет более благосклонна, чем к другому. Сегодня, накануне битвы, десятники, сотники, тысяцкие и предводитель туменов в войске Тимура примеряли подаренные им эмирам шелковые халаты, отделанные серебром пояса, бархатные тюбетейки и железные кольчуги. Их противники из лагеря Тохтамыша любовались бориками, отороченными мехом выдры, дорогими поясами и кинжалами, выкованными из знаменитой шамской стали.

Битва, еще не начатая, уже шла. Ровно в полночь вдруг потухли в лагере Тимура все до одного костры. И было в этом что-то загадочное, необъяснимое. Ночная тьма скрывала то, что делалось там, и даже высланные вперед разведчики ничего не могли рассмотреть сквозь заградительные щиты – шопары. Эмир знал, что непонятное тревожит, отнимает покой, мешает уверенности. Он не предпринял никаких действий, а просто велел воинам ложиться спать, но, поступив так, Тимур был уверен, что многие в лагере Тохтамыша, обеспокоенные непонятным, уснут не скоро.

Еще далеко было до рассвета, а воины в двух лагерях уже не спали. Наскоро поев холодную, приготовленную еще с вечера пищу, они начали занимать отведенные им места.

И когда над краем земли блеснули первые золотые мечи солнца, войско Тохтамыша и войско Тимура были готовы к битве. С вершины плоской сопки смотрел эмир на пространство, на котором скоро сойдутся сотни тысяч людей, чтобы убивать друг друга. Настал заветный час, когда должно было решиться, кто же является избранником судьбы и аллаха – он, Тимур, или золотоордынский хан Тохтамыш.

Еще раз сощурившись, окинул эмир взглядом свои пешие полки и конные тумены. Военачальники хорошо и точно выполнили все приказы, полученные накануне. В центре войска стоял кул Тимура, над которым сегодня главенствовал мирза Сулейманшах. За ним стоял второй кул эмира, власть над которым он отдал мирзе Мухаммед Султану, а рядом с ним находилось несколько кошунов, которыми мог распорядиться только сам Хромой Тимур. Во главе правого крыла стоял мирза Мираншах. Его прикрывал кул хаджи Сейфаддина. Левое крыло войска эмир поручил мирзе Омаршейху и для прикрытия дал кул под командованием Бердибека. Однако в случае какой-нибудь неожиданности Бердибек должен был прикрыть центр войска.

Все шло так, как этого хотел Хромой Тимур. Хотя воинов у него было на пятьдесят тысяч меньше, чем у Тохтамыша, эмир не испытывал робости: он привык к победам.

Казалось бы, все мысли Тимура должны быть в это утро заняты только предстоящей битвой, но помимо его воли лезли в голову воспоминания, мешали сосредоточиться. Ему вдруг вспомнилось, как привели к нему трех воинов-золотоордынцев, захваченных в короткой схватке между головными отрядами. Двое из них предпочли умереть, но не стали ничего рассказывать о войске Тохтамыша. Эмир приказал своим нукерам исполнить их последнюю волю, а когда головы упрямцев покатились по земле, сказал третьему воину, молодому джигиту: