Гиацинтовые острова - [2]

— Я тут достал одну книжку… По кибернетике… Читается, как роман… Может, прокомментируем?

Иногда он являлся ко мне один, а иногда приводил целую компанию. Да, Внук Архимеда обзавелся компанией. Однажды с ним пришел эксцентричный молодой человек, которого он представил как Внука Брэма.

— Нет, вы только послушайте, что я прочитал у Конрада Лоренца, — сообщил Внук Брэма прямо с порога. — У высших животных потребность и способность причинять разрушения возрастают прямо пропорционально степени их разумности…

Тут же он что-то свалил с этажерки, продемонстрировав свою возрастающую разумность.

— А как вам нравятся самцы Дарвиновых вьюрков? Они токуют у чужих гнезд, ну совершенно как люди. Живет в гнезде какой-нибудь супруг, который свое уже оттоковал, и вдруг у его гнезда появляется какой-то чужой вьюрок и начинает токовать с его супругой. Что вы на это скажете?

Я ничего не мог сказать, потому что он не дал мне вставить ни слова. Он рассказывал о каком-то кальмаре Дозидикусе, и я даже позавидовал этому кальмару, потому что у него, как выяснилось, нервы восемнадцатимиллиметровой толщины. И все же я терпеливо его выслушал.

А однажды пришел задумчивый молодой человек, в котором я не сразу узнал Внука Коперника, и предложил мне написать книжку под названием «Накоротке со Вселенной».

Я даже смутился:

— Ну что вы, я со Вселенной вовсе не накоротке, вы путаете меня с вашим дедушкой.

— Земля является частью Вселенной, а каждый из нас является частью Земли, — спокойно объяснил Внук Коперника, — Неужели вы думаете, что часть не связана с целым?

Это было просто и вместе с тем убедительно. Я почувствовал, что у меня налаживается прямая связь со Вселенной. Ведь если Земля — наша мать, а Галактика — наша бабушка, то Вселенная — наша прабабушка. Прямая родственная связь.

— Вы не обижайтесь, — сказал Внук Коперника, — но каждый человек чем-то похож на Вселенную. И может быть, когда нас еще не было у нашей Вселенной, в ней уже жили наши черты.

— А может, мы потому и появились на свет, что во Вселенной уж слишком много накопилось человеческого и она должна была выразить себя в человеке? — сказал Внук Брэма, пытаясь перевести разговор на эволюционное развитие видов.

Так я стал писать книжку «Накоротке со Вселенной». Но меня все время отвлекал Внук Брэма, которому не терпелось комментировать биологические статьи. В результате, начиная писать о созвездии Зайца, я кончал обычным зайцем, а Большая Медведица у меня почему-то впадала в спячку. Внук Брэма торжествовал.

— Я в детстве любил сказки о животных, но потом я понял, что в них много выдуманного, — делился со мной Внук Брэма. — Почему в сказках заяц считается трусом? Только потому, что он использует ноги для обороны, а не для нападения? А ведь вы знаете, эти ноги иногда побеждают даже орла, когда заяц вынужден вступить с орлом в единоборство. Да, заяц проявляет чудеса храбрости, когда у него нет возможности проявить трусость. Просто его обычная позиция — это позиция обороны, а не нападения. Обороны при помощи бегства.

От зайца Внук Брэма перешел к ослу, известному своей сказочной глупостью, и сообщил, что осел, как утверждает наука, очень умное животное. Правда, дикий осел. А глуп — домашний осел. Однако науке пока еще неизвестно: то ли он поглупел оттого, что его одомашнили, то ли одомашнили только самых глупых ослов.

— Свинью сказки тоже представляют недалекой и ограниченной, — продолжал Внук Брэма развенчивать свои детские увлечения. — Я вот все думал: почему ее считают ограниченной? Может быть, потому, что она не может понять простой истины: чем скорее растолстеешь, тем скорее помрешь? Да, свинья толстеет не по разуму, и это кончается для нее трагично. Но разве она одна толстеет себе во вред? И разве — можно спросить у тех, кто толстеет себе во вред, — разве это свидетельство ограниченности? А между тем на одном из конкурсов на сообразительность свинья заняла четвертое место, опередив даже собаку.[2]

Внук Брэма считал, что сказки о животных слишком далеко ушли от действительности и настала пора их вернуть, подчинить фантазию научным данным.

— А не станут ли сказки от этого скучней?

— Ну что вы! Они станут еще остроумней! Ведь природа, вы знаете, в достаточной степени остроумна, хотя у нее никогда не бывает бесцельного юмора. Вот допустим: краб кроит себе костюм. Это смешно? Смешно. Но это не пустая шутка природы, потому что крабу нужен костюм в целях маскировки. Или: крокодилята, еще находясь в яйце, зовут своих матерей. Это тоже имеет смысл: в своей кровожадной повседневности крокодилицы не должны забывать о потомстве.

Да, природа ничего не сочиняет, но многое рассказывает… И плывут речные угри через океан в далекое и удивительное Саргассово море, и плывут молодые кайманы на своих гиацинтовых островах, и летит на север розовая чайка, в то время как другие птицы спешат улететь на юг… И живет где-то синяя птица, тоже реальность, а не фантазия — птица из семейства дроздовых, из отряда воробьиных, надотряда типичных птиц… Синяя птица — типичная птица, и ее можно встретить, если хорошо поискать. Если не испугаться высоких гор, острых скал и глубоких ущелий, — синяя птица живет в труднодоступных местах, путь за синей птицей не прост, даже если синяя птица — из простого семейства дроздовых.