Геворг Марзпетуни - [42]

— В надежде на какие блага дал согласие на примирение Севада, этот гордый гардманец, поклявшийся покарать своего палача? — обратился Амрам к Марзпетуни.

— Он это делает не из личных выгод. Он не хочет проливать кровь своих братьев.

— А он рассказал тебе, почему я взялся за меч?

— Рассказал. Я знаю все.

— Рассказал? И ты все знаешь? — задыхаясь, спросил Амрам.

— Да. Но не приходи в отчаяние…

— Разве это в моей власти? Разве можно приказать льву, чтобы он не рычал, когда коварный меч вонзается ему в ребра?

— Терпение самое мощное оружие.

— Не время говорить о терпении, князь. Ты говоришь, что Севада простил царя… Зачем, зачем же этот старик разжег адский пламень в моем сердце? Зачем он смутил покой моей души? Зачем отравил мою жизнь… если сам может прощать?

— Когда душа человека ослеплена страстью мщения…

— Ни слова больше, князь Марзпетуни! Пусть прощает Севада, пусть простят его сыновья, пусть простит весь мир… сепух Амрам не простит. Мир? С Ашотом? Никогда! Если бы я мог, я вступил бы в союз с самим сатаной, чтобы свергнуть с престола и уничтожить этого недостойного царя. Если бы ты заглянул мне в душу и увидел, как жестоко я страдаю, ты содрогнулся бы от ужаса…

— Вот здесь-то герой, любящий родину, и может доказать, что его мать родила не простого смертного.

— Только низкий человек может примириться с бесчестием, а благородная душа не перенесет этого…

— Севада — не маленький человек. Ашот ослепил его, ослепил и его сына. Все же он, забывая об этой невозвратимой потере, прощает своего безжалостного зятя только из любви к родине.

— Ашот лишил его зрения, а меня сердца. Слепой глаз может простить, слепое сердце — никогда.

— Но…

— Князь! Человек, знающий, какое бесчестие нанес мне царь и все же советующий мне примириться с ним, — мой враг… Если бы ты не находился в моем шатре, я вызвал бы тебя на бой.

— Я вижу, что мне тут больше нечего делать, — сказал князь. Встав с места, он поклонился и вышел из шатра.

Едва он сделал несколько шагов, как сепух приподнял завесу шатра и позвал его:

— Князь Марзпетуни!

Князь обернулся.

— Что ты еще хотел мне сказать?

— Пока я тебе еще ничего не сказал, — ответил Амрам.

В сердце князя зародилась надежда. «Может быть, он раскаивается и согласен исполнить мою просьбу?» — промелькнуло у него в голове. Он с готовностью вернулся и вошел во внутреннее помещение шатра.

— Что скажешь?

— Присядь на минуту, — сказал сепух, указывая на свою постель.

Князь сел.

— Князь, если ты пришел ко мне ходатаем, то тебе надо доставить исчерпывающий ответ тому, кто тебя послал, — начал сепух.

— Меня никто не посылал. Царь, как ты знаешь, недавно вернулся из Егерии, а в Утике я его не видел.

— Я думал, что царица…

— Ни царица, ни католикос. Я видел своими глазами, какое разорение грозит нашей стране. Я был всюду, видел все и решил поехать к вам обоим — к тебе и к Севада, просить вас пощадить свою многострадальную родину. Князь Севада — велика моя благодарность ему — послушался меня, забыл о своем несчастье, о своей мести… И ты, я уверен…

— Нет, князь Марзпетуни, — прервал сепух. — Твои слова не тронут мое сердце. Сепух Амрам сейчас не способен думать о благе родины.

— Зачем же тогда ты вернул меня?

— Я вернул тебя, чтобы раскрыть свое сердце, показать его гнойные раны, чтобы ты при встрече с царем рассказал ему, почему Амрам обнажил свой гибельный меч.

— Это тебя не оправдает.

— Я и не ищу оправданий.

— Зачем же говорить ему о причине твоего восстания?

— Если бог поможет мне сломить могущество твоего царя, разорить его страну, сжечь города, покрыть скверной и пеплом его трон и корону, пусть знает тогда он, что Амрам отомстил ему за свое бесчестие…

— Он узнает об этом, но и ты знай, что за такие жестокие дела тебя проклянет весь мир.

— Эти проклятия будут мучить мою душу не больше, чем она мучается сейчас из-за бесчестия, нанесенного мне нечестивым царем. Даже благословения бессильны исцелить раны, которые снедают мое сердце…

— Но если бы ты мог на мгновение рассуждать хладнокровно, если бы твой юношеский пыл уступил место благоразумию и мудрости, если бы ты забыл о мести и твое сердце загорелось любовью к родине, тогда, я уверен, ты не захотел бы из-за женщины заслужить имя изменника родины.

Сепух подошел к князю, устремил на него горящий взгляд и дрожащим от волнения голосом сказал:

— Из-за женщины?.. О, как бы я хотел услышать эти слова от тебя на чужой земле, а не в собственном шатре!.. Поверь мне, князь Марзпетуни, каким бы ты ни был могучим и храбрым, я поразил бы твою грудь мечом, будь она прикрыта даже стальной броней. Как ты посмел пренебрежительно отзываться о той, которая была царицей моего дома, богиней моего сердца?..

— Прости меня, дорогой Амрам, если я тебя обидел. Я не думал унижать княгиню Аспрам.

— Молчи, умоляю тебя. Не называй ее по крайней мере при мне. Не говори об унижении, я могу сойти с ума… — прервал князя Амрам.

— Я должен еще и еще раз просить у тебя прощения за то, что ступил в твой шатер, — мягко сказал Марзпетуни.

Сепух ничего не ответил. Он взволнованно шагал взад и вперед, время от времени потирая лоб, точно желая разогнать гнетущие мысли. Прошло несколько минут. Оба молчали. В шатре глухо раздавались шаги Амрама. Князь следил за ним, размышляя о том, как поступить, чтобы его посещение не пропало даром. Он видел, что его слова не действуют на сепуха. Но Марзпетуни было особенно тяжело уйти ни с чем от Цлик-Амрама, после того как удалось убедить такого упрямца, как Севада. Он не мог смириться с мыслью, что умный и сердечный человек мог пожертвовать благом родины ради личных чувств, ради мести. Поэтому он ждал, когда уляжется гнев Амрама, чтобы еще раз поговорить с ним.