Герой - [28]

Артемиса Энтери не пришлось просить дважды. Буквально отпихнув темных эльфов с дороги, он бросился к двери и захлопнул ее за собой.

– Ты все слышал? – негромко спросил Джарлакс.

– Я подумал, что ты нуждаешься в моей помощи.

– Он поверил в то, что я рассказал ему, а я в общем и целом рассказал правду, – пробормотал Джарлакс. Однако при этом он переминался с ноги на ногу и, судя по всему, чувствовал себя неуютно.

– Правду, но не до конца, – усмехнулся Киммуриэль.

– Ни к чему раскрывать подробности соглашения между Бреган Д’эрт и незересами, – напомнил ему Джарлакс. – Это было очень давно, и королевства незересов больше нет, потому что во время Раскола пострадали не только миры Торила и Абейра!

Он ничего больше не сказал, удовлетворенный безразличным пожатием плеч Киммуриэля; но Джарлакс понимал, что не все улажено так благополучно, как ему хотелось бы думать.

Имея дело с Артемисом Энтрери, сложно было уладить разногласия раз и навсегда.

* * *

Дзирт хотел бы радоваться празднику, который в тот вечер был устроен в тронном зале. В конце концов, праздник затевался в честь его благополучного возвращения.

Когда он вошел, дворфы завели песню; все уже сидели за столами, бороды у всех были в пене от пива, и все, увидев дроу, подняли кружки с ревом: «Эльф!»

Бренор, конечно, присутствовал; он пребывал в отличном настроении, Атрогейт, Амбра и Рваный Даин сидели рядом с ним за длинным столом, который принесли специально для пира. Дзирт заметил, что два места справа от Бренора остались свободными – конечно же, для него и Кэтти-бри.

Дзирту вдруг захотелось видеть здесь еще два пустых места, и он подумал о Вульфгаре и Реджисе. Сцена, представшая перед ним, перенесла его на много лет назад, в далекие края, на праздник в честь отвоевания Мифрил Халла.

– А где же моя дочка, а, эльф?! – воскликнул Бренор.

– Она сказала, что подойдет позже, – ответил следопыт. – Кажется, у нее много дел.

– У них у всех много дел, – проворчал Бренор. – Работают без передыху. Хотят снова поставить на место эту треклятую башню.

– Это спасет Гаунтлгрим, – вмешался Рваный Даин. Это заявление вызвало хор ликующих голосов и стук кружек.

Дзирт сел на свое место и принял у Бренора кружку с элем. Разговоры вокруг него возобновились, песни зазвучали громче, но дроу-следопыт чувствовал свинцовую тяжесть на сердце, равнодушие, отстраненность от происходящего.

Неужели его воображение создает эту картину на основе воспоминаний? Переносит прошлую реальность Мифрил Халла в некое иное время и место, где он, Дзирт, находится сейчас на самом деле?

А может быть, даже его воспоминания – это не более чем порождение его воспаленного мозга? Или внушение какого-то существа, которое сейчас играет с ним, с его хрупким разумом и неопределенными ощущениями, дергает его за ниточки, словно кукловод?

Он оглядел зал, и его несколько утешил вид статуй-саркофагов, которые стояли по обе стороны трона Бренора. Статуи заключали в себе тела короля Эмеруса Боевого Венца, покойного правителя Фелбарра, и короля Коннерада Браунанвила, который в свое время унаследовал от Бренора трон Мифрил Халла.

Однако внимание его приковал третий саркофаг, и, несмотря на свое подавленное, тревожное состояние, Дзирт невольно улыбнулся, глядя на статую, установленную в нише стены примерно в дюжине шагов напротив трона.

Нишу занимал Тибблдорф Пуэнт, свирепый, кровожадный воин, вечно готовый идти в бой, преданный королю до последней капли крови.

Дзирт удивился, обнаружив, насколько сильно ему не хватает сейчас берсерка. Пуэнт был уже очень старым дворфом, когда Дзирт и Бренор оставили его в Долине Ледяного Ветра, и все же, когда потребовалось, Пуэнт с ревом бросился на защиту Бренора и сражался как молодой богатырь.

Затем для Пуэнта началось второе существование, но не вторая жизнь. Берсерк, превратившись в вампира, бродил в этих самых пещерах, где он пал.

Теперь он обрел покой, и Дзирт не мог бы представить себе более подходящего стража, чем эта статуя, которая смотрела сверху вниз на трон Бренора, на союзников и советников короля, напоминала им всем о том, что такое настоящая преданность и самоотверженность.

Дзирт снова поморщился, словно от боли, когда ему пришло в голову, что Пуэнт тоже, возможно, всего лишь плод его фантазии. Либо он стал жертвой ужасного, всеобъемлющего обмана, самого жестокого издевательства, которое приходилось когда-либо терпеть смертному, либо он был богом, безумным богом, который создавал других существ и события по собственному желанию, из страха или из прихоти, а эта возможность, считал Дзирт, – самая жуткая из всех.

Он стиснул зубы, чтобы не усмехнуться, чтобы не завыть, и сделал большой глоток пива из кружки.

Но зачем прятаться? Это его игра – или игра, в которую с его помощью играл другой. Но все равно, так или иначе, игра. Так зачем скрывать усмешку?

Он обернулся к Бренору и устремил на друга злобный взгляд, но прежде чем дворф заметил искаженное ненавистью выражение лица дроу, гнев сменился изумлением. Только в этот момент Дзирт увидел на руке у Бренора странный предмет, какую-то пряжку или эмблему, которая очень напоминала его щит с изображением кружки пива.