Герой нашего времени - [52]
Я знаю, Бася, ты хотела быть гидом автобусных экскурсий. Но со столь креативной внешностью у тебя не было выхода – ты стала менеджером. И все благодаря твоему папе. Потому что папа понимает. Папа умеет. Папа знает. Как подсказать несколько слов. Кому нужно. Как вылизать зад. Как влезть без мыла и дважды повернуться.
понедельник
Какой день. Антициклон наконец уходит. Ветки задумываются, а не выпустить ли маленькие зелененькие листочки. Кучки, оставленные четвероногими нашими друзьями, скукоживаются и исчезают с тротуаров, как снег под первыми лучами солнца. Травка дешевеет. Солнышко блестит. Порошок без примесей. Еда наконец-то доставляет удовольствие. В целом неплохо.
А тут Бася возвращается с рекламной кампании в супермаркете, где она заодно очень удачно отоварилась.
– Мирек, чай! – говорит Бася, копаясь в набитых сумках. – Смотри, Госька, что я себе купила, красиво, да?
– Покажи, – говорю я.
– Чай мне и Гоське, – говорит Бася. – Взгляни, Госька, ты даже не поверишь почем.
– Почем? – спрашиваю я.
– Кажется, я тебя о чем-то просила, – говорит Бася. – Ты что, оглох? Печенье, шампунь, горошек, кукуруза – сегодня все было дешевле.
– А как рекламировала? – интересуется Гоха, щупая блузку.
– Сама, Госька, знаешь, что я тебе буду рассказывать. Я беседовала, показывала, представляла. Посмотрим, что из этого будет. На будущей неделе, может быть, что-нибудь узнаем, наверно, что-то получится, но не могу сказать сколько. Увидим. Директор звонил?
– Нет, – отвечает Госька. – Ой какая красивая, дорого стоит?
– В том-то и дело, что нет. Говорю же тебе, Госька, сходи сама, посмотри, одежда, печенье, масло – все гораздо дешевле, я там полдня провела, но не зря. Не знаю, в чем дело, наверно, какая-нибудь годовщина магазина.
– О-ой, – говорит Госька, поскольку хочет получить отпуск. – Бася, все страшно красивое. А что с отпуском?
– С каким отпуском? – Бася ломает дурочку.
– На следующей неделе, – говорит Гоха.
– Ну да, как нет пути, так господи прости, да? Я должна подумать, Госька, заслужила ли ты его, – говорит Бася. – Нет, ты только глянь, этот крем просто страшное везение.
– Сплошь заграничные товары, – говорю я. – Сплошь заграничные.
– Послушай-ка, – говорит Бася, – я что, сама должна делать себе чай?
Раскрою один секрет. Каждое утро Бася съедает сырок «Дарек» (зарегистрированная торговая марка), содержащий ценную вытяжку из полена. То есть самое лучшее. А «Дарек» – это вещь. Нет, я правду говорю. Тем более что для меня нет никакой корысти врать про «Дарек». Уж я предпочел бы придумать какую-нибудь чушь позаковыристей.
– Сплошь продукты иностранного происхождения, – говорю я. – Тебе не стыдно?
– Ты идешь или мне самой делать? – говорит Бася. – Идешь или предпочитаешь заняться кассовыми отчетами за последние три месяца?
– Тебе не стыдно? – говорю я.
– Ну что такое? – гневно вздыхает Бася. – Такое я впервые вижу.
– Иди и сделай чай, – говорит Гоха, – или лучше я сделаю.
– Ты чего откалываешь? Знаешь же, что она трехнутая, так чего дурака валяешь? – спрашивает Госька, когда мы оказываемся в задней комнате.
– Я сделаю чай, – говорю я, – и тебе тоже.
– Погоди, я сама сделаю, – говорит Гоха.
– Да нет, я сделаю, а ты хочешь? – говорю я.
– Господи, Мирек, у тебя кровь идет из носа, – говорит Гоха, – иди в туалет и вытри.
– Сперва чай сделаю, – говорю я.
На светлых плитках пола появляются смешанные с соплями рыжие пятна.
– Иди в туалет и умойся. Ты выглядишь, будто у тебя размягчение мозга. Иди умойся. Я залью кипятком, а ты насыплешь сахара и принесешь, только не откалывай номеров. Ну иди, не стой так.
– Если ты по-прежнему считаешь, – гипнотически говорит журналистка, ведущая программу в зеркале, и под взбитым блондинистым коком угадываются ее рожки, – что твой пенис имеет оптимальный размер, а твоя партнерша полностью удовлетворена вашими совокуплениями, то ты пребываешь в заблуждении и твоя жизнь являет собой ряд не слишком забавных анекдотов с печальным концом.
– Нет, я так не считаю, – говорю я.
– В таком случае чего ты ждешь? – спрашивает она.
– Не знаю, – говорю я.
– Тогда не стой столбом, – говорит она. – Отнеси чай, действуй.
Сегодня что, пятница? Пятница? Неужто, в задницу, пятница? В пятницу я способен многое простить. Способен рассказать Басе о своей эмоциональной жизни.
– Я не удовлетворен размером своего члена, – объявляю я, внося чай.
– Заплати в рассрочку за корзину с покупками, – говорит со смехом Бася, как будто ничего не слышала. – О, вот и чаек.
– Чай, – говорю я.
– Тьфу. Почему такой сладкий? – морщится после первого глотка Бася.
– Я подсластил, – говорю я.
– Но почему он такой сладкий?
– Я как следует подсластил, – говорю я. Как будто она не знает, что я забочусь о ней, как о собственной матери, что хочу, чтобы у нее было все самое лучшее.
– Сколько ты насыпал? Три?
– Девять, – говорю я. Как будто она не знает, что мне для нее ничего не жалко.
– Что? – давится Бася следующим глотком.
– Надо наслаждаться жизнью, – улыбаюсь я ей, потому что твердо знаю, что жизнью надо наслаждаться, и хочу, чтобы она чувствовала то же самое.
– Девять? – переспрашивает Бася, и глаза у нее становятся круглые от удивления.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».