Герой - [10]

— Не говори ему, мама, пожалуйста.

— Не скажу, — отвечает та. — Разве только ты сам захочешь. Сьюзен уходит спать рано («Я встаю с первыми лучами солнца,

а вы двое развлекайтесь»). Тем временем прыщавый, неуклюжий, очкастый Джейкоб устраивает ему экскурсию по комнате, подводя к каждому экземпляру коллекции. Экскурсия затягивается заполночь.

Лежа на нижней койке, — тяжелое тело Джейкоба ворочается над ним, — Рик, что неудивительно, всю ночь видит во сне чудовищных насекомых.

Рик остается в Кокскру. Вернее, в доме Сьюзен Филд. Она настаивает, и горячность ее уговоров немного пугает. Но ему больше некуда деваться, а в этом маленьком мирке с десятилетним коллекционером и женщиной — доктором философии, которая немилосердно, но беззлобно подтрунивает над Риком, в этом городе с крабовой проблемой, которая вовсе не кажется такой уж проблемой, есть нечто человечное. Нечто теплое. И как ни странно, ему кажется, что дом — именно здесь.

Он нанимается водителем в местную компанию минеральных вод и постепенно узнает все больше об этой женщине. О том, как Сьюзен Филд, тогда еще студентка последнего курса, приехала изучать экосистему здешних болот, покорно носила «беркенстоксы» с защитой от насекомых и болотные сапоги и в первый же свой день в Кокскру встретила Джошуа Ковингтона, политика-либерала, родившегося где-то здесь, во Флориде (по его словам), и приехавшего сюда за несколько недель до нее. На десять лет старше, разведен, один сын. Как она осталась (хотя и не представляла себя в роли мачехи), вышла за него замуж, и половину своего медового месяца они провели в спорах о способе спасения болота. Как три года спустя Джошуа Ковингтон погиб в автокатастрофе и как вскоре после этого толстячок, ставший ее сыном, стал собирать коллекцию насекомых.

Рассказывая все это, она не смотрит на Рика, и он не знает почему. Постоянно отводит взгляд, словно не хочет, чтобы он смотрел ей в глаза. Да и в голосе слышится нечто, заставляющее его предполагать, что она лжет. Но в чем? В ее жизни явно нет никаких тайн, и она кажется человеком честным. К чему ей лгать?

Работая бок о бок со Сьюзен в ее кабинете, Рик понимает, в чем смысл нового тысячелетия: дело не в пузырях-пришельцах с огнеметами или гигантской саранче с пищевыми феромонами. Дело в политике. Он узнает, что мэр, собирающийся баллотироваться на пятый срок, желает изничтожить маленьких красных сволочей с клешнями главным образом потому, что они его раздражают. Крабы не представляют угрозы людям, они не станут экономическим бременем округа. Это просто природное явление, и после каждой ежегодной миграции миллионы маленьких панцирей выцветают на солнце, погибают под колесами машин, становятся игрушками домашних животных, а в руках местных умельцев даже кошмарными сувенирами для туристов. Но они не нравятся городским бизнесменам, тем, кто живет в больших домах в колониальном стиле, и поэтому мэр борется с крабами. И мэр Деламитра не собирается прислушиваться к уроженке севера, янки, какой-то бабе — доктору «какой-то-там-логии» из Массачусетса, вдове «левого реформатора», искренне советующей, что следует сделать в подобном случае. Так что ситуация безнадежна.

Рик с каждым днем все больше мрачнеет. Его одолевает ностальгия по чему-то, чего он не в силах понять, и Сьюзен везет его на ретроспективу научно-фантастических ужастиков пятидесятых в местный кинотеатр, вышедший, судя по его виду, прямо из одного такого ужастика. Сама она издевается над фильмами. Образами женщин. Беззаветным героизмом. Черно-белыми ценностями. Картонными людьми.

Рик начинает видеть эти вещи в новом свете. Это фильмы не о настоящих людях, а о персонажах комиксов, которые никогда не жили и не будут жить в реальном мире.

Она подтрунивает и над его татуировкой, но абсолютно беззлобно, даже добродушно, поэтому он не обижается.

Джейкоб то и дело болеет («простужается», по словам Сьюзен), но Рик не слишком над этим задумывается. Мальчик ведет сидячий образ жизни, заплыл жиром, так что это неудивительно. Он просто не в форме. Неплохой парень и нравится Рику, но есть пределы… и грипп дает Рику вполне законный предлог улизнуть, остаться наедине с собой. Что ни говори, а мальчишка повсюду таскается за ним. Как-то он даже дарит Рику свою единственную пластиковую фигурку «Мутанта Макалоувилля».

— Есть и компьютерная игра, — поясняет он. — Каждый раз, когда убиваешь мутанта, получаешь право участвовать в гонках на старой машине. У меня была такая, но я отдал ее поиграть одному парню в школе, а тот переехал в другой город. Не слишком интересная. И саранча похожа на кур.

Рик наблюдает попытки коммандос мэра избавиться от «проблемы крабов»: огнеметы, ловушки, яд. Горящие крабы невыносимо смердят, а живые просто уносят ловушки волной красных тел. Жалкое зрелище. Пародия на ужастики пятидесятых!

Когда Дэ-Эн-Ка, кот Сьюзен, доползает до душевой кабинки, чтобы там подохнуть, и Сьюзен с плачем бормочет: «Они снова применили яд», ситуация уже не кажется смешной.

Однажды ночью Рик стоит на темном крыльце, наблюдая, как крабы маршируют через протекающий возле дома ручей. И внезапно понимает: они идут, потому что не могут иначе. Они полны мужества, их волю не сломить. А он? Найдет ли он в себе такое мужество? Есть ли у него хоть капля воли?