Герой империи. Война за Европу - [2]
Эта преступная деятельность в нарушение всех приказов диктатора Гальдера продолжалась даже после подписания Соглашения о Присоединении, потому что, судя по всему, генерал Беме закусил удила. В отличие от большинства генералов вермахта, он имел «австрийское» происхождение, и сербов ненавидел на чисто генетическом уровне. По этой причине изымать фигуранта из штаба оккупационных сил в Сербии пришлось при участии смешанной роты штурмовой пехоты с «минской» выучкой, а также при содействии барражирующих в воздухе белокрылых космических истребителей, в любой момент готовых устроить оккупантам локальную акцию уничтожения. Егеря, непосредственно подчиненные Вуйкозару Пекоцу, для такой работы оказались несколько легковесны. Тихо прийти, взять что нужно и так же тихо уйти они могут, а вламываться превосходящей силой в укрепленное гнездо врага, сея вокруг себя леденящий ужас, им не по профилю.
Зато штурмовая пехота отработала на пять с плюсом. Тех, кто попробовал оказать сопротивление, попросту уничтожили на месте, остальных положили мордой в пол и заставили бояться. Имперские штурмпехотинки в полной боевой экипировке производят внушительное впечатление, поэтому после первых недоразумений генерала Беме вынесли из собственного кабинета упакованным в силовую колыбель. При этом на генеральском рабочем столе в качестве напоминания последующим поколениям остался имперский ордер на его арест, а также оторванная голова адъютанта, который пытался защитить своего шефа. Когда рядовые штурмовой пехоты выполняют свою задачу, пытаться встать у них на пути – это все рано что преградить дорогу поезду.
Когда «веселье» в штабе оккупационных сил в Сербии было в разгаре, на коммуникационный планшет подполковника Пекоца поступило сообщение, что поблизости от места событий психосканером засечен еще один интересующий его человек. Тут большого силового сопровождения не потребовалось, хватило отделения егерей, да и подполковник Пекоц был сама вежливость. А как же иначе – ведь, согласно данным психосканера, тот человек имел нереализованные императорские способности класса А2, и при этом не был враждебен зарождающейся Империи. Ну и Вуйкозар Пекоц тоже слегка подготовился к встрече с фигурантом: нацепил на плечи имперские подполковничьи погоны вместо советских петлиц, пригладил особым образом волосы, склонив голову, прищелкнул каблуками – и из командира полевой егерской роты обратился в блестящего офицера Генерального штаба. Как и у всякого офицера, склонного одновременно и к полевой, и к штабной службе, обе эти ипостаси жили в нем практически не пересекаясь.
И опальный сербский принц Георгий Карагеоргиевич, треть жизни (с 1925 по 1941 год) проведший в рукотворном аду персональной психиатрической лечебницы, пошел за ним без малейших возражений. Шаг, другой – а там в шаттл и прямо на небеса, то есть на борт «Полярного Лиса». А дальше – каждому свое. Франц Беме, в режиме «с корабля на бал», оказался в опытных руках майора имперской безопасности Ари Махата, и тот тут же отправил этого гнусного военного преступника на принудительное ментоскопирование с целью составления Акта Самообвинения. Ну а слегка обалдевшего принца Георгия доставили в медицинский блок и с рук на руки сдали главному медику «Полярного лиса» военврачу первого ранга (кандидату медицинских наук) товарищу Иртаз Далер. Даже не являясь медиком по образованию и владея только приемами первой помощи, Вуйкозар Пекоц видел, что медицинская помощь – главное, в чем нуждается этот неплохой в общем-то плохой человек. А потом возможны варианты. В отличие от всяких проходимцев, несколько раз предлагавших Георгию ничем не обеспеченную виртуальную сербскую корону, имперское командование и товарищ Сталин смогут сделать ему предложение, которое тот не сможет отвергнуть. Но чтобы это предложение правильно воспринять, Георгию Карагеоргиевичу нужно подправить здоровье – и телесное, и душевное. Душевное – в первую очередь.
21 сентября 1941 года, вечер мск. Околоземная орбита, высота 400 км, разведывательно-ударный крейсер «Полярный Лис».
Бывший сербский наследный принц Георгий Карагеоргиевич. (54 года)
История моей жизни опять сделала крутой поворот…
До шестнадцатилетнего возраста я был никому не интересным внуком черногорского короля Николы, а о моем отце Петре Карагеоргиевиче в те годы вовсе никто не вспоминал. Это были счастливые годы, когда я мог быть самим собой, не лицемерить и не кривить душой.
Потом группа офицеров-заговорщиков из тайной организации «Черная рука» изрубила последнего короля из династии Обреновичей в мелкий шницель и призвала на трон моего папА, который совершенно не был подготовлен к роли сербского короля. Тогда нас, его детей, срочно забрали из Санкт-Петербурга (где я и Александр проходили обучение в Пажеском корпусе, а сестра Елена – в Смольном институте) и отправили в Белград. Как нам сказали, дети правящего монарха должны учиться на родине. Так началось мое существование в роли наследника престола, тем более тягостное, что я с рождения ненавидел ложь и лицемерие, прочно прописавшиеся во дворцах правящих фамилий. Я всегда прямо в глаза называл вора вором (австро-венгерский император Франц-Иосиф), а труса и предателя – трусом и предателем (русский император Николай Второй), какие бы блистательные титулы они ни носили и высокие посты ни занимали. За это меня и убрали.
