Герой ее романа - [9]

– В пятницу я не смогу, Алис. Наши с армейцами играют в Лужниках, – сказал Белый и внутренне напрягся.

Они постоянно об этом спорили. Алиска считала, что все его свободное время должно принадлежать ей. У него на этот счет было свое собственное мнение. Особенно когда речь заходила о футболе. На этот раз Белого ждал приятный сюрприз. Алиска не стала возражать.

– Так уж и быть, один вечер погрущу без тебя. Но только один. – С обольстительной улыбкой она потянулась к нему.

Когда она так улыбалась, Белый готов был простить ей все ее капризы и на многое закрыть глаза.

На улице Белый втянул в легкие сырой прохладный воздух и полез за сигаретами. Мелькнула мысль, что Алиска решила не ходить в школу, чтобы не нарываться на неприятности. Что ж, ее право. Хотя ей-то ничего не угрожает. Она при этом не присутствовала. Да, не ожидал он от отчаянной вроде бы девчонки такой практичной осторожности. Но он и от Дашки ничего похожего не ожидал. И вроде бы подружки сказали ему примерно одно и то же: «Не нужно было тебе в это дело лезть». Но, как выяснилось, ими двигали совершенно разные мотивы.

Мысли сразу же повернули в другую сторону, подумалось: «Надо же, Дашка-то мать совсем не знала». Ему в жизни больше повезло. Они с отцом успели и на рыбалку поездить, и на стадион походить, и о многом поговорить. Тут же вспомнились его слова: «Знаешь, сын, я думаю, что любой человек в жизни проходит через определенные этапы. И что бы ты ни делал, у тебя все равно будет первая любовь, потом вторая, так или иначе, но тебя когда-нибудь предадут, все равно наступит момент, и ты совершишь то, чего не должен был совершать. А потом из этих ошибок сформируется личность, и какой она станет, зависит от тебя самого».

А Алиска провожала Белого взглядом с высоты восьмого этажа и думала, что она правильно поступила, решив выждать и не ходить в школу. Она привыкла доверять своей интуиции, а та настойчиво уверяла, что одним устным внушением этот инцидент не ограничится. Было что-то тревожное в том, что полкласса ушло, а полкласса осталось. В общем, Алиска чувствовала, что неприятности в десятом «Б» только начинаются и будут расти, как снежный ком. Спрашивается: зачем ей эти проблемы, если выпал белый снег?

5

Наверное, в этот вечер у многих ребят из десятого «Б» екало сердечко при мысли, а что будет завтра. Как ни крути, а в классе возник конфликт между учениками и учителем. Эта мысль беспокоила и Дашу. Она давно уже приготовила уроки, сделав их с особой тщательностью, чтобы придраться было не к чему. Потом Даша недолго готовила на кухне под зажигающие шлягеры российской попсы, доносившиеся из большой комнаты, еще раз набрала номер Алиски, у той опять было занято, и только после этого пошла к отцу, чувствуя, что без разговора не обойтись.

– Пап, а пап! – заглянула она в комнату.

Отец вроде бы смотрел телевизор, рядом на тахте лежал пульт. Телевизор орал, глаза у отца были закрыты. Даша подошла, взяла пульт, хотела выключить телик и тихонько выйти, но отец услышал, как она вошла.

– Даш, ты чего? – спросил он спросонок.

– Да ничего, – проворчала Даша, забывая о той нежности, с которой она только что глядела на спящего отца. – Вечно включишь телевизор на всю катушку и спишь под него. И главное, телик орет – ты спишь, а я тихонько подошла – так ты сразу глаза открыл!

– А-а, понятно, – зевнул отец, поднимаясь.

Он потянулся – крепкий, высокий, недавно сорок пять лет исполнилось; ни единого седого волоска в темно-каштановой шевелюре, о таких говорят: мужчина в полном расцвете сил.

– Дочь, а который час? – поинтересовался он.

– Десять часов.

– О! Самое время кофейку выпить перед сном. Хочешь, я и тебе сварю? – Он подмигнул дочке, чтобы она не сердилась на него, точнее, на его привычку спать под звук телевизора.

– Не подмазывайся, – сказала Даша, смеясь. – Я и сама тебе сварю, а вообще-то мне с тобой поговорить нужно.

– Раз нужно – поговорим, – охотно согласился отец, улыбаясь.

С отцом они жили дружно. Он растил ее с пеленок. Из роддома один забирал. Даша, конечно, этого не может помнить, но ей рассказывали и отец, и соседи по дому, как он с ней нянькался, из бутылочки кормил, по ночам не спал, когда у нее зубки резались или температура поднималась. Он ее и в первый класс один повел, с огромным букетом цветов, с новым ранцем, в красивом платье. С девчонками и мальчишками все больше были мамы, бабушки, а с ней рядом стоял папа. Он всегда был рядом с ней.

Маму Даша не знала, совсем. Она умерла при ее родах. Они с отцом часто ездили на Николоархангельское кладбище, где была ее могила, однако, приходя туда, Даша не чувствовала той удушающей боли, что живет в сердцах людей, которые потеряли близкого человека. Она вглядывалась в черты лица миловидной женщины, которая смотрела на нее со снимка на гранитной плите, находила между ней и собой определенное сходство, но слезы на глаза у нее не наворачивались, и особой скорби она не испытывала. А ведь черствой и бездушной себя никогда не считала. Наверное, если бы Даша задумалась об этом более глубоко и заглянула бы внутрь себя, она бы нашла этому душевному дискомфорту логическое объяснение и, возможно, не одно, но она старалась как можно реже думать об этом.