Героиня - [3]

Товарищи отыскали дворника и обратились к нему.

– Живёт здесь Кожевкин, Леонтий Степанович?

– Живёт. Как же не живёт. Пятнадцать лет уже живёт.

– Именно Леонтий Степанович?

– Леонтий Степанович, – не иначе.

– А каков он из себя?

– Из себя? Да обыкновенно какой: человек, как человек, как все другие.

– Высокий? Тонкий? С бородой?

– Точно. Всё это так и есть.

– А что же, он служит где-нибудь?

– Он-то? А Бог его знает… Надо полагать, служит, потому живёт. Как же без службы? Без службы не проживёшь. Да вам-то что? Вы к нему?

– Да, мы к нему, только не знаем, тот ли.

– А вы посмотрите, тот или не тот. Только нынче у него забота, похороны, жена померла. Вон в тот флигелёк и ступайте.

Они вошли в дом. Их сразу обдало запахом ладана. В передней и во всей квартире носился густой ароматный дым.

В небольшой комнате, выходившей окнами во двор, было душ пятнадцать народу. Большею частью женщины немолодые, с лицами, на половину закутанными в платки. На длинном столе лежала покойница, прикрытая парчой. Рядом, на двух табуретах стоял гроб, обтянутый светлым дешёвым глазетом. Дьячок певучим, скорее угрюмым, чем жалобным голосом читал псалтырь.

Товарищи вошли тихо и начали креститься, но в то же время озирались кругом, стараясь отыскать глазами хозяина. Но среди присутствующих не было ни одного тонкого и в то же время длинного человека.

Они подошли поближе к покойнице и заглянули ей в лицо. Оно было очень худо, с тонкими острыми чертами. Видно, она долго болела, или вся жизнь её была полна мук. У них мелькнула мысль: "неужели же это его жена, жена этого весёлого, беззаботного человека?"

Они переглянулись и прочитали друг у друга в лице сомнение; нет, очевидно они ошиблись. Они попали на похороны к совершенно незнакомому человеку. И им становилось неловко. Они уже посматривали на дверь, чтобы как-нибудь незаметно стушеваться.

Но в это время из внутренних комнат приотворилась дверь, и появилась высокая сухощавая фигура с бледным, исхудавшим лицом, с жиденькой бородкой. Глаза у него были печальны и красны от слёз. Товарищи взглянули на него и тотчас же узнали в нём своего приятеля. Это было несомненно: Кожевкин был тут, на лицо, тот самый Кожевкин, который ещё пять дней тому назад весело кутил и смеялся в их обществе, в портерной, на Арбате.

Он постоял с минуту, с большим чувством перекрестился, потом как будто что-то вспомнил и растерянно огляделся вокруг. В соседней комнате послышался детский плач. Он схватился за голову и побежал туда. Через минуту детский плач прекратился.

Так это он, это, в самом деле, он! Кожевкин, тот самый Кожевкин, которого знает весь студенческий мир. У него была жена, и они узнали об этом только тогда, когда она умерла. У него были дети… У Кожевкина были дети, была семья, а, значит, и привязанности и заботы. Это было до такой степени странно, что они не решались верить даже своим глазам и ждали вторичного появления высокой тонкой фигуры. Они всё-таки ещё склонны были допустить, что это ошибка.

Прошло несколько минут. Кожевкин опять вышел, с озабоченным лицом и с таким видом, как будто ему надо было сейчас что-то предпринять, но он никак на мог вспомнить, что именно. Товарищи придвинулись к нему поближе и остановились на таком пункте, чтобы он их непременно заметил. И он увидел их, и глаза его сделались большими от изумления.

– Как? Вы здесь? – растерянно промолвил он вполголоса, – так идите же сюда… Идите сюда…

Он взял обоих за руки и повёл в свою квартиру.

Обстановка в этой квартире была заурядная. Она, правда, не говорила о крайней бедности, но в ней как-то совсем отсутствовали вкус и фантазия. У стен были расставлены стулья, множество кроватей. Всюду попадались умывальники, четырёхугольные столы. Всё были здесь предметы первой необходимости и не было ничего такого, что служило бы для удовольствия, не было ни одного уголка, где захотелось бы посидеть и отдохнуть. Не было ничего привлекательного и уютного.

– Ах, я вам так благодарен… Я так тронут! – говорил Кожевкин. – Но как же вы узнали, как узнали?

– Да очень просто, – объяснили товарищи. – Мы прочитали в газете ваше объявление.

– Объявление? – с удивлением спросил Кожевкин. – Разве было объявление?

– Ну, да. Вот оно.

Товарищ вынул из кармана газету и дал ему прочитать.

– Да, в самом деле… Так это… Это, значит, моя дочь позаботилась… Ах, умница… Я-то и не подумал, мне и в голову не пришло… Ах, голова у меня… Так вы, значит, по объявлению узнали?..

– Да. Все удивлены.

– Удивлены? Чему же?

– Да тому, что вы женаты… Никто этого не знал и не думал…

– О, я женат уже двадцать четыре года.

– Двадцать четыре года?

– Да, да. Я женился, когда мне было двадцать лет, и представьте… Представьте… – прибавил он дрожащим голосом, по-видимому готовый заплакать. – Мы так дружно жили с покойницей!.. Вы не знаете, что это была за женщина, что это был за ангел!

В это время в комнату вошла девушка. таща за руку пару маленьких детей. Позади угрюмо шёл гимназист лет четырнадцати.

– А, вот, вот и мои дети! – сказал Кожевкин. – Это вот моя дочь, а это – мелюзга. Гимназист-сынок… Сироты остались… Настоящие сироты! Ведь покойница была для них ангелом, поистине ангелом-хранителем.