Героический эпос народов СССР. Том 1 - [7]

В песнях "Джангариады", как и в эпосе других народов, проживших долгую кочевую жизнь, можно встретить поэтическое изображение неотразимой красоты благоуханных просторов бескрайних степей, с небосводом, усеянным ночью яркими звездами, а днем залитым ласковыми лучами весеннего солнца. Одновременно здесь отразилось также и противоположное мироощущение, связанное с ужасами зимних буранов, пронизывающих своим ледяным дыханием ветхие кибитки простых табунщиков.

Горе и страдания, причиненные непрерывными столкновениями племен и набегами угонщиков скота, породили мечту простого кочевника о мирной жизни без войн и насилия. Эта мечта в калмыцкой "Джангариаде" воплотилась в образе сказочной страны "Бумбы", "где неизвестна старость, где молоды все", где люди живут в довольстве, ничего не деля на "мое" и "твое" и славят в дивных напевах "сладостное бытие".

Фантазия и мечта о желаемом, однако, сплелись в этом эпосе с впечатляющими картинами реальной действительности. Тяготение к реалистическому изображению жизненных событий в "Джангариаде" особенно отчетливо прослеживается в эпизодах, рассказывающих о действиях врагов Бумбы, об их несправедливых и жестоких делах.

В эпосе отчетливо прослеживается водораздел между моралью героев и их противников. На вопрос врага "кто ты такой", Хонгор отвечает: "Бумба - моя отчизна, где каждый богат, все родовиты, нет бедняков и сирот, смерти не знают в нетленной отчизне там, и мертвецы возвращаются к жизни там. Этой страною враг никогда не владел: стал я бронею мирских и духовных дел!"

И вот ответ завоевателя: "Я грозою народов слыву, хана злобного Киняса я исполин. Еду я, чтобы разрушить твою бумбулву, еду я, чтобы детей превратить в сирот, еду я, чтобы в раба превратить народ, еду я, чтобы нетленных жизни лишить, еду я, чтобы людей отчизны лишить...»

Нравственная несовместимость жизненных установок представителя народа и насильников здесь обозначена ясно и недвусмысленно.

В "Джангариаде" каждый богатырь чем-то знаменит и подчеркнуто отличается от своих соратников, являясь, однако, частицей единой когорты храбрых защитников бессмертной Бумбы. Один из старейшин, например, богатырь Алтан Цеджи, - мудрый ясновидец, он помнит то, что произошло девяносто девять лет назад, и знает то, что произойдет спустя девяносто девять лет. Другой батыр - славный Хонгор, прозванный за отвагу Алым Львом, "ста государств силой своей нападение способен повергнуть в прах". Савар Тяжелорукий величав, как гора. "Тщетно пытались тысячи биться с ним - падали богатыри без счету пред ним". Мингийан - "прекрасный воин вселенной, свет и краса державы нетленной".

Индивидуальные черты героев последовательно раскрываются в ходе развития единого сюжета.

Мир героев "Джангариады" весьма обширен и не ограничен пределами калмыцкой степи. Память о том, что видели далекие предки слагателей этого эпоса во время великих передвижений и странствований кочевых племен, причудливым эхом отозвалась в песнях "Джангариады", где то и дело мелькают слова: "берег океана", "двенадцать синих морей", река Ганг. Девятиярусный и пятибашенный дворец с железными воротами и "стеклами, красными, как огонь", "стеклами, белыми, как облака", "северная сторона которого покрыта была шкурою пегого быка, а полуденная сторона покрыта была шкурою сизого быка, чтобы зимовка была легка". Соединение идеала надежно сколоченной юрты (покрытой шкурою пегого или сизого быка) с фантастическим великолепием царского дворца - весьма характерная деталь для этого эпоса. Память о былом могуществе ойратского государства, в состав которого входили когда-то и первые сказители-джангарчи, несомненно, отразилась в этом народном и в своей основе демократическом эпосе. Очевидно, не случайно, что высшим эталоном силы и величия богатыря здесь все же остается ханский титул. Главный герой нередко именуется "владыкой семидесяти стран", хотя он и не является таковым, а чаще всего ничем и не отличается от других защитников сказочной Бумбы. Тем не менее идеал силы и могущества в "Джангариаде" все же обозначен великолепием ханского престола. И вместе с тем великий нойон в "Джангариаде" в конечном счете - это народный избранник, и роскошный дворец для него построен самими простолюдинами в знак почитания и любви. Образ идеального хана, сотворенный народной фантазией в "Джангариаде", таким образом, остается незыблемым, в то время как в киргизском эпосе этот идеал постепенно развенчивается.

Но в "Джангариаде", так же как и в "Манасе", в "Кобланды-батыре" и в эпосе других народов, прошедших большой путь кочевой жизни, имеются и общие мотивы, как, например, культ коня (его боевые качества, быстрота бега, отвага и сообразительность), что является постоянным предметом поэтического восторга и горячей патетики. Мчится конь, говорится, например, в "Джангариаде", - ветер опередив; скачет он между небом и мягкой травой, "будто ветру завидовал он, будто пугался комков земли, что по дороге раскидывал он". "На расстояние бега целого дня ставил свои передние ноги скакун... " "Если сбоку взглянуть на него - сизо-белым зайцем летит, выскочившим из муравы... " "И полетел жеребец, как брошенный ком... " "Ветра быстрей поскакал отчаянный конь... и тогда показаться могло, будто в один ослепительный белый цвет с лохматогрудой землей слились небеса...»