Героические злоключения Бальтазара Кобера - [58]

Они выехали из Фрибурга 20 марта 1598 года в карете регулярного почтового сообщения, которое связывало провинцию Бризгау с озером Констанц. Борака и лошадь Каммершульце были привязаны сзади и бежали за каретой. Это было путешествие без инцидентов, которое помогло Бальтазару немного восстановить спокойствие духа. Он оставил позади Иосифа Бодмера и двух его сообщников, словно они были персонажами из дурного сна, и в течение всего переезда читал «Книгу вечной мудрости», которую Генрих Сузо сочинил, и именно в Констанце, двести пятьдесят лет назад.

Когда подъехали к озеру, утром, на восходе солнца, несколько пассажиров кареты, и Каммершульце в первую очередь, пришли в настоящий восторг. Напротив, Бальтазар повелся очень сдержанно. Он боялся, чтобы красота природы не разрушила в нем некое видение, и предусмотрительно остался сидеть в глубине кареты, не отрывая глаз от медитаций Сузо.

– Не правда ли, что мы славим величие Творца, когда восторгаемся его творениями? – заметил алхимик.

– Нет, нет! – ответил Бальтазар. – Все эти чудесные краски – лишь иллюзия! Еще миг – и их не станет.

И он прочитал:

«Ты подавишь собственную волю, ты откажешься от себя самого. Ты избавишься от всех, тварей. Подобно умирающему, ты не будешь больше иметь ничего общего с миром. Но также, в своей предусмотрительности, ты не будешь пытаться проникнуть в необозримую бездну Моих тайн, где Я располагаю все вещи согласно Моему вечному провидению, потому что никто не в состоянии их разгадать».

– Не в том ли моя ошибка, что я пытался заглянуть в эту бездну? – спросил ученик своего учителя.

– Любовь толкает влюбленного все больше и больше приближаться к любимому существу. И если огонь этой любви – это костер, на котором мы должны сгореть, так пусть же этот костер нас очистит!

– Я это знаю, – сказал Бальтазар, – ибо я прошел через этот костер. По ту сторону был Иерусалим, и меня ожидали пророки. Но потом я вернулся сюда, такой же невзрачный, как и раньше. Посмотрите: я до сих пор заикаюсь!

– Наша дорога темная, – сказал алхимик, – но под ней прячется ослепительный свет. Это как бы отвратительная маска, которую одела на свое лицо любовь. Но под обличьем этого Силена прячется самая суть красоты.

А Бальтазар стал читать дальше:

«Где эти поникшие головы, опущенные глаза? Где эти подавленные страдания, эти глубокие вздохи, эти соленые слезы? Где эти бледные лица, эта беспросветная бедность, эта жалкая нищета, этот глас, взывающий в пустыне? Где все те, которые нас угнетали и которые нас презирали? Мы не слышим больше призывов: „Поднимайтесь все на войну, на битву, сражайтесь ночью и днем, как сражаются против неверных“.

И он подумал:

«Книги тоже бывают горькими».

Они приехали в Инсбрук 30 марта. Шел снег. Их приняли на ночлег в некоем подобии караван-сарая, где не осталось ни одной свободной комнаты, так как это были ярмарочные дни. Поэтому их разместили в конюшне, недалеко от лошадей. Мужчины, женщины, дети, ходили туда и назад по коридорам, поднимались и спускались по лестницам, и их было так много, что нашим друзьям показалось, будто они попали в самый центр муравейника. Цыгане пели и танцевали вокруг костра, разложенного во дворе. Каммершульце долго разговаривал с каким-то венгром, который возвращался из Ломбардии.

Молодой человек с рыжими волосами приблизительно одного с Бальтазаром возраста подошел к нему:

– Ты лютеранин? Их здесь не любят. Скажи мне, ты лютеранин?

– Я не знаю, – ответил Кобер.

– Как это ты не знаешь? Может быть, ты еврей?

– Возможно, христианин, возможно, еврей, а возможно, и нечто иное… Я не знаю.

– В таком случае, ты еврей, – сделал вывод рыжий. – А евреев здесь любят еще меньше, чем лютеран. Почему ты не носишь косы?

Бальтазар отвернулся и подошел к Каммершульце. Рыжий парень больше к нему не приставал.

На следующий день снег все еще шел. Они встали очень рано и продолжили свое путешествие к Венеции. Им надо было пересечь Тирольские Альпы в ущелье Виптал, пока перевал еще не засыпало снегом. Поэтому кучер стегал лошадей, которые тащили карету, и они тащили ее изо всех сил, а Борака и лошадь Каммершульце бежали сзади. Внезапно карета сделала резкий поворот и опрокинулась. Лошади свалились набок. Бальтазар первым выбрался из экипажа и помог выйти учителю, а также одной даме и еще одному господину.

Никто не был ранен. Лошадям упряжки помогли подняться, но когда очередь дошла до Бораки, то увидели, что у несчастного животного сломаны две ноги. И пока поднимали карету, Бальтазар, опустившись на колени в грязь возле кобылы, ласково с ней разговаривал. Он сказал ей, что все хорошо, что теперь она будет скакать в небе, мчаться между облаков, лететь, словно ветер, через бесконечные пространства. С полными слез глазами, Бальтазар продолжал:

– Ты обещаешь вскорости вернуться за мной, не так ли? Я совершенно не понимаю этого мира. И когда ты свидишься с пророками, с Ноем, Авраамом, Моисеем и всеми другими, скажи им, что я только и мечтаю о том, чтобы присоединиться к ним и воздать хвалу Богу, как подобает. И еще я уверен, что Урсула там о тебе позаботится. Не рассказывай ей о моих трудностях. Она лишь ласково посмеялась бы надо мной. Но попроси ее хотя бы изредка приходить ко мне, пусть даже в виде бесплотного призрака. Я сразу ее узнаю. И когда ты встретишься с моим отцом Иоганном Сигизмундом, с моими двумя матерями и всеми их детьми, не забудь попросить их, чтобы они больше не являлись на землю так, как они это делали, потому что я не хочу больше быть сумасшедшим, каким был раньше. Скажи им… скажи им еще…