Герои умирают - [3]

Кроме того, пара футов стали в животе развеивает ко всем чертям наложенное на меня заклинание, благодаря которому я выгляжу молоденьким евнухом. Магия рассеивается, от чего волоски на моей шее встают дыбом, а борода начинает зудеть.

Вместо того чтобы повернуть меч несколько раз, стражник вытаскивает его – за такую ошибку он должен понести самое суровое наказание. В довершение всего он задевает ребро – возникшее ощущение можно сравнить разве что со скрежетом ногтя по школьной доске да сверлением зубов без анестезии. Перед глазами возникают черные туманные пятна. Я дергаюсь со стоном, и стражник принимает это за предсмертные конвульсии – еще одна ошибка.

– Это легкая смерть, хоть ты ее и не заслужил, ублюдок, – говорит он.

При мысли об убитом господине на его глаза наворачиваются слезы, и у меня не хватает духу сказать, что я с ним согласен. Он наклоняется надо мной и, когда заклятие исчезает окончательно, широко отворяет глаза. В его голосе слышится благоговейный трепет:

– Ты… ты же не… ты похож на Кейна! Ты ведь Кейн, да? Кто бы еще посмел… Великий Кхул, я убил Кейна! Я буду знаменит!

Я так не думаю.

Цепляю его за лодыжку большим пальцем правой ноги, а левой бью по колену. Колено хрустит, стражник падает и катается по полу, причитая. В чем главный недостаток кольчуги? Она не защищает суставы от изгиба в другую сторону. Надо отдать должное стражнику: он так и не отпускает меч – парень не из трусливых.

Я вскакиваю, чувствуя, как что-то рвется у меня в животе. Стражник замахивается мечом, но в положении лежа его движения замедленны, и потому зажать ладонями лезвие, ударить его владельца по запястью и отобрать меч не составляет труда. Я подбрасываю меч и перехватываю его за эфес.

– Плохо работаешь, мальчик, – изрекаю я. – Впрочем, ты бы еще научился… если б остался жив.

Качнувшись, меч задевает голову стражника над ухом, примерно на полдюйма ниже обитого гвоздями края шлема. Со шлемом лезвие справиться не может, но мне этого и не надо. Я хорошо владею мечом, одного моего удара достаточно, чтобы раскроить противнику череп.

На мгновение я замираю, дабы перевести дух и разобраться в ситуации. Я весь в крови, кровь льется из живота и со спины – стражник пронзил меня насквозь, рана наверняка серьезная. Прикидываю: у меня есть минут десять, прежде чем наступит боль. Впрочем, их может быть чуть больше или чуть меньше – в зависимости от кровопотери.

За это время я должен пройти восемь хорошо охраняемых этажей дворца Колхари и затеряться в Старом Городе Анханы – при этом еще сохранить голову принца-регента. Возможно, во дворце уже поднята тревога, а я истекаю кровью, но это не причина бросать трофей. Без головы я не получу денег. Впрочем, я могу тащить хоть десять голов – выглядеть подозрительнее я уже не стану. Весь в крови, я не смогу выдать себя за слугу, мне не удастся спрятаться, и за мной повсюду будет тянуться след.

Я слышу приближающийся топот бегущих ног.

Красный квадрат выхода снова начинает мигать в уголке левого глаза.

Ну да, пора сматываться.

Уловив ритм мерцания, я начинаю мигать ему в такт. Служебный коридор и бездыханные тела вокруг меня проваливаются в небытие.

2

Хэри Майклсон напряженно замер, когда служащий компании «Моторола» снял с него шлем. Почувствовав антиболь иглы, которую ассистент медленно вытаскивал из его шеи, Хэри заскрежетал зубами. Он поднял руку и сухо закашлялся, зажимая рот костяшками пальцев. Служащий проворно подставил бумажный стаканчик, чтобы Хэри мог сплюнуть. Захрустев суставами, Майклсон медленно потянулся в виртуальном кресле и уперся локтями в колени. Прямые черные волосы блестели от пота, черные глаза в орбитах покрасневших век излучали грусть. Он отвернулся от присутствующих и спрятал лицо в ладонях.

Служащая фирмы и ее ассистент смотрели на клиента с какой-то щенячьей добротой, от которой становилось тошно.

Затянутый в кожаный костюм, Марк Вило спросил:

– Ну, как оно, Хэри? Что скажешь?

Майклсон глубоко вдохнул, выдохнул, поскреб бороду, потер желтоватый шрам на чуть скошенной переносице дважды сломанного носа и попытался собраться с силами, чтобы заговорить. Про себя он называл это «посткейновским дерьмом» – этакий упадок сил, напоминавший ощущения после принятия кокаина; он наступал каждый раз, когда Хэри приходилось возвращаться на Землю и снова становиться самим собой. Даже сегодняшних событий – не настоящего Приключения, а записи трехлетней давности – хватило, чтобы вызвать эту реакцию.

Если уж совсем честно, то происходило нечто большее, нежели синдром «посткейновского дерьма». Внутри все горело, как будто он хлебнул кислоты, прожигавшей его теперь там, где скользнул меч стражника. Почему именно этот эпизод из Приключений Кейна? Вило что, совсем рехнулся?

Погружение Хэри в эпизод из «Слуги Империи» – даже столь короткий – оказалось изощренной пыткой. Будто в открытую рану, посыпанную солью, еще и выдавили лимон. Это не давало покоя, грызло изнутри, словно засевший в животе крысенок.

Обычно он ухитрялся обманывать себя, заставлял себя поверить, что на самом деле ему все безразлично, что боль, возникавшая при мысли о Шенне, всего лишь следствие несварения желудка и язвы. Что боль эта исходит от раны в теле, а не от жизненной бреши. И вот уже несколько месяцев он верил, что не думает о Шенне.