Герои Таганрога - [4]

Отшвырнув ногой табуретку, Морозов прошел в угол и сел прямо на пол. Рогов примостился рядом. Несколько минут они сидели молча. Николай рукой начал ощупывать пол, отодвинул тяжелый котелок. Огромная усталость навалилась на плечи. Хотелось вытянуться прямо здесь, на этих холодных шершавых досках. Неожиданно рука наткнулась на что-то круглое.

— Картошка! — радостно воскликнул Николай. — Вареная! Только теперь оба почувствовали голод. Рогов проглотил слюну и явственно ощутил запах картошки, которую протянул ему Николай.

— На. Ешь. Кажется, разломил поровну.

Нервы были напряжены до предела. Тревожные мысли будоражили мозг. Морозов проглотил кусочек и отложил картошку в сторону.

— Может, домой на первое время податься? Там мать... и покормит и спрячет.

В памяти возникла кровать с чистой простыней и теплым одеялом.

— Сейчас домой нельзя. На улицах наверняка патрули ходят. Утром спокойнее доберемся. Переждем день-другой в городе, а там и махнем через фронт. Пойдешь со мной?

— Не знаю еще, — сказал Николай. — У меня другая идея. Может, я здесь больше пригожусь...

Так, не смыкая глаз, тихо переговариваясь, пролежали они на голых досках до самого утра.

А когда рассвело, под окном вдруг раздались чьи-то тяжелые шаги. Рогов и Морозов встревоженно прислушались.

— Бежим, — прошептал Морозов.

Но было уже поздно. В дверях показались два немецких солдата с автоматами наперевес. Позади них стоял офицер.

Под громкие крики солдат: «Stehen auf! Schneller! Shneller!» — Рогов и Морозов поднялись с пола. Их вывели на улицу и, подталкивая в спину дулами автоматов, повели вдоль берега к маяку. Так началось для них утро 18 октября 1941 года.

В большом сарае, что высился возле маяка, набралось уже больше сотни людей. Среди них были и матросы, и красноармейцы, и просто гражданские люди, пойманные немцами на берегу. Были здесь и знакомые — живые свидетели того, как от вражеского снаряда погибли на кораблях секретарь горкома Решетняк, заместитель председателя горисполкома Рамазанов. Люди собирались группами, жались друг к другу, рассказывали, как адмирал Белоусов, тяжело раненный, пытался еще командовать дивизионом канонерок.

Вспоминая погибших товарищей, Николай мучительно думал и о себе: что будет дальше, что предпринять? В нем зрело решение остаться в городе. К счастью, его не обыскивали, и пистолет Зимина покоился в кармане брюк. Решив избавиться от оружия, он направился в дальний угол сарая, но его нагнал Рогов:

— Николай, выйдем во двор.

Оказавшись на воздухе, Николай вздохнул полной грудью. Словно парусники, плыли по небу белые облака. Выглянувшее из-за них солнце начало пригревать землю.

— Смотри, никакой охраны, — тихо проговорил Рогов. — Уходи. Двое часовых спустились вон туда, к морю.

— А вы?

— Уходить надо по одному. Я пережду, а потом тоже подамся. Жди меня дома.

Не раздумывая больше, Николай спокойно вышел со двора и, оглядевшись по сторонам, быстро зашагал к городу.

II

Четверо людей находилось в большой, обставленной старинной мебелью комнате. На «семейный совет» собрались братья Кирсановы.

Старший из них, Дмитрий, — невысокий лысеющий человек — стоял у окна. Николай и Юрий сидели за круглым столом и курили. Самый молчаливый, Алексей, — бледный и худой — расположился в кожаном кресле с высокой спинкой.

— Вы знаете, о чем я сейчас думал? — отворачиваясь от окна, спросил Дмитрий. Довольная улыбка появилась на его важном одутловатом лице.

— Где же нам угадать? — с легкой насмешкой отозвался Николай. Это был седой человек с длинным лицом, в поношенном, но тщательно отутюженном костюме. — Наверное, ты думал о том, как была бы счастлива наша матушка, если бы дожила до этого дня.

— Не угадал, милый братец! — довольно воскликнул Дмитрий. — Об этом я думал вчера, когда они драпали. Неужели и мы так выглядели в девятнадцатом?

— Объективности ради следует заметить, что мы — хуже, — сказал Николай.

— Но мы драпали с чемоданами, а они с пустыми руками. Им нечего положить в чемоданы, этим нищим энтузиастам, — ворчливо проговорил самый младший из братьев, Юрий Кирсанов — розовощекий блондин с гладко зачесанными на пробор волосами.

— Неужели за двадцать два года ты не забыл об этих чемоданах? — обернулся к нему Дмитрий.

Юрий побагровел.

— В них заключалось все наше будущее, — раздраженно отозвался он. — До сих пор не пойму, как ты мог их бросить в последний момент? Ведь из-за этого мы не смогли уехать.

— Ты знаешь, что у меня не было другого выхода, — спокойно сказал Дмитрий. — Тогда на пристани они налетели слишком внезапно. Бр-р, я не люблю об этом вспоминать... У меня оставался простой выбор: жизнь или эти дурацкие чемоданы. А ты никак не можешь простить мне, что я не захотел пожертвовать жизнью ради двух дюжин золотых браслетов, портсигаров и прочей дребедени...

— Дребедени? — Голос Юрия повысился, лицо рассерженно запылало. — Ты называешь это дребеденью? От этой дребедени зависела вся наша жизнь.

Николай примирительно похлопал по столу узкой длинной ладонью.

— Тише, дорогие братья, — сказал он. — Сейчас не время ссориться.

— Разве я не прав? — возмущенно обратился к нему Юрий. — Из-за этого мы прожили двадцать два года здесь... А как мы жили? Единственное, что у нас осталось, — это комната со старой рухлядью...