Герои и антигерои русской революции - [29]

7. В сложной ситуации в тот момент оказался другой антигерой революции — И. Г. Церетели. С одной стороны, нужно было удержать правительство от окончательного развала. С другой стороны — максимально откреститься от лузеров-большевиков. С третьей стороны — отбить атаки представителей левого крыла ВЦИК, после арестов большевиков и межрайонцев обеспокоившихся, что следом предстоят аресты лидеров и других социалистических партий, и уже в голос причитавших об угрозе контрреволюции. С четвёртой стороны — нужно было не потерять и собственного социалистического лица. Ираклий Георгиевич блистательно обошёл все политические рифы и, продемонстрировав во время вциковских дебатов аттракцион виртуозного соглашательства буквально со всеми, провёл следующее решение: вопрос о правительстве полномочен решать только Всероссийский съезд Советов; соберём его через две недели — там-то всё и решим.

8. Большевики были распылены и рассеяны. Ленин — в бегах. Троцкий — в Петропавловке. (Именно сидя там, он и решил окончательно, что надо объединяться с большевиками.) Политическая сила, которая ещё месяц назад была готова взять власть, теперь, казалось, и не существовала вовсе.

Так завершились бурные июльские дни. Каковы же оказались последствия кризиса?

XXXIII. Некоторые последствия июльского кризиса

В порядке небольшого, но важного отступления я хотел бы поразмышлять о следующем.

Ни в чём из того, что я сейчас напишу, я не уверен. Но ничего иного на своём нынешнем уровне понимания ситуации я пока сказать не готов. А сказать надо. Так что извольте и не обессудьте.

Я считаю июльские события, если можно так выразиться, самым сильным бифуркационным отрезком в истории русской революции. Силу этой бифуркации я оцениваю по следующим параметрам:

• чрезвычайно высокая концентрация на коротком временном отрезке важных, но слабо зависимых друг от друга псевдослучайных событий в их определённом опять-таки псевдослучайном сочетании, причём событий исторически значимых — каждое из них в отдельности (а их сочетание и того пуще) оказало самое решающее влияние на дальнейший ход истории (эти события я кратко перечислил в предыдущем выпуске заметок);

• абсолютная непредопределённость большинства указанных событий предыдущим развитием ситуации (например, наступление русской армии вполне могло быть отложено на неделю-другую; также могло быть отложено или, наоборот, состояться чуть раньше заседание Верховной Рады, провозгласившей автономию Украины; большевистская агитация на петроградских заводах могла сдетонировать в уличные выступления рабочих чуть раньше или чуть позже; да даже откройся I Всероссийский съезд Советов на пару недель позже и затянись до июля, кризис мог пройти и разрешиться совсем по-иному);

• гиперзависимость хода истории от случайных действий случайных людей (у меня язык не поворачивается квалифицировать министра Переверзева ни как героя, ни даже как антигероя революции: и на его месте совсем другой человек мог поступить точно так же, и он сам на своём месте мог поступить совсем иначе; более того, этот поступок мог и не сыграть никакой роли, если бы журналисты «Живого слова» Алексинский и Панкратов не успели опубликовать полученное от Переверзева экспозе столь оперативно, что отзывное письмо, подписанное кн. Львовым и Чхеидзе, остановить эту публикацию не успело; а мог и вовсе не понадобиться, если бы Ганецкий ехал в Россию из Швеции на сутки раньше и был бы, как и планировалось, арестован при переходе границы).

К чему всё это? А к тому, что когда бифуркация достигает своего пика, становится достаточно, грубо говоря, плевка или даже дуновения, чтобы кардинально повернуть ход истории. Если в феврале, в начале бифуркации, ход истории творила воля героев революции, то в июле новая история рождалась буквально из хаоса, из нагромождения псевдослучайных событий и случайных действий случайных людей.

А теперь — обещанные последствия в кратких тезисах.

1. После июльского кризиса страна почти месяц провела без правительства, но этого по большому счёту никто не заметил. Власть нужна там, где надо организовывать, созидать, а развал лучше идёт при безвластии. В 1917 году в стране власти не было вообще — вне зависимости, был ли сформирован какой-то состав Временного правительства или нет. И с правительством, и без правительства развал во всех сферах государственной и общественной жизни шёл одинаково стремительно.

2. Формирование второй коалиции 24 июля, однако, прикрывает структуру власти от совсем откровенного фарса. Керенскому удаётся напугать все партии своей эффектной отставкой и демонстративным выездом из Зимнего дворца. Партии спохватываются и вручают Керенскому полномочия сформировать правительство по его личному усмотрению. В ходе переговоров Керенскому удаётся залучить в правительство и кадетов, и всяких центристов. Имидж правительства спасён. Керенский на белом коне возвращается в Зимний. А откровенный фарс начнётся чуть позднее.

3. Большевики переходят к тактике перехвата власти снизу, активно участвуя в выборах местных Советов и во многих из них получая большинство. Их ближайшие «соседи» слева (меньшевики-интернационалисты, левые эсеры) всё серьёзнее опасаются правого переворота и всё чаще умеют донести свою озабоченность до центральных и даже правых крыльев своих партий.