Героев не убивают - [79]

— А что, можно сделать такой запрос? И тебе ответят?

— Запрос сделать можно, но порядок такой, — разъяснил мне Крушенков, — ответа мне не придет, а «хозяину» этих людей сообщат, что кто-то интересуется ими. Он сам, если захочет, должен выйти со мной на связь.

— А ты не сможешь узнать, кому передадут запрос?

— Запрос придет в соответствующий отдел, начальник отдаст тому, за кем люди числятся.

— Но он может и не выйти с тобой на связь?

— Может и не выйти. Тогда что-нибудь придумаем.

— Сережа, мне кажется, ты рискуешь.

— Ерунда, — отмахнулся он, — я боевой офицер. Стрелять умею. Если что, отстреляюсь.

После разговора с Крушенковым я немного успокоилась и решила кое-что проверить. Времени после смерти Скачкова прошло не так уж много, может, люди еще что-то помнят.

Доехав до дома, в котором жил ныне покойный журналист Скачков, я огляделась в поисках ближайшей точки, где можно было затовариться спиртным.

Такая точка нашлась, и я решительно направилась к ней. Предъявив удостоверение высунувшемуся из окошечка продавцу, я повела неторопливую оперативную беседу, развед-опрос на тему, знали ли тут работника телевидения Скачкова, проживавшего в этом доме, и покупал ли он у них спиртное, а если да, то как часто.

— А протокол писать будете? — спросил меня шустрый продавец.

— Пока нет.

— Тогда скажу. Каждый Божий день Андрюша у нас затоваривался.

— А в последний раз когда затоваривался?

— Щас посчитаю. А за два дня до смерти. Ну, до того, как нашли его, беднягу. Я говорил, что он смертельную дозу не сам покупал. Он свою дозу знал.

— Напрашивается вопрос: а кто покупал ему смертельную дозу?

— Ну, уж этого я не знаю.

— Поставим вопрос по-другому: кто мог ему купить выпивку перед смертью?

Не было ли у вас в покупателях в те дни знакомых лиц?

— О! Покупал несколько бутылочек один деятель, явно к Андрюхе перся.

Его потом еще по телеку все время показывали. Герой какой-то, который бандита задержал.

— Спасибо, — медленно сказала я и пошла от ларька.

Мне очень хотелось посадить в кутузку журналиста Трубецкого. Но я опоздала. Правда, тогда я этого еще не знала.

Глава 23

В воскресенье я проводила Пьетро, и всю следующую неделю мы занимались трудным вопросом освобождения Пальцева. Это был беспрецедентный случай, мне пришлось поставить в известность шефа, и он мужественно сдерживал натиск городской прокуратуры, требовавшей опротестования решения суда об освобождении страшного бандита. Что характерно, мне были известны по крайней мере два случая освобождения по болезни руководителей преступных сообществ, но по их поводу городская так не бесновалась.

Но мы выстояли, и Пальцев под покровом тайны был освобожден из тюрьмы и препровожден в какое-то секретное место, о котором знали только Крушенков с Кораблевым. Мы договорились, что он немного передохнет, соберется с мыслями и начнет давать показания, которые перевернут мир.

И тут же нашего фигуранта начали искать. Нам позвонили взволнованные родители Федора и рассказали, что к ним приходили какие-то люди, спрашивали про Федю, говорили, что они друзья, что Феде угрожает опасность, что спасти его могут только они и что он им срочно нужен. Но поскольку родители предусмотрительно не были поставлены в известность о местонахождении сына, они ничего и не смогли сказать «друзьям».

Заходили «друзья» и через горпрокуратуру, но это был заведомо провальный вариант. А между тем Федор дал знать, что готов.

Меня привезли для встречи с ним на явочную квартиру, и когда он начал говорить, я пересмотрела свои взгляды на то, что еще в этой жизни может меня удивить.

А начал Федор с того, что вообще-то любит женщин, но они его не любят из-за уродства. Я уже поняла, к чему он клонит, но он неожиданно свернул в свое босоногое детство. Рассказал, как лазал по территории Мечниковской больницы и там его поймал доктор Востряков. За ухо привел в свой кабинет, отругал, а потом…

— Понятно, Федя. — Я великодушно не стала ковырять эту рану.

Гомосексуальный опыт Федору не понравился, но знакомство они завязали, обоюдовыгодное, и стали его поддерживать. Федя ходил к Вострякову потусоваться уже и в юношестве. В принципе я его понимала — парень с таким уродством был рад любой компании, где его не считали изгоем. Позже Востряков познакомил его с Асатуряном и через Федора ненавязчиво давал Асатуряну разные задания.

— Но у меня сложилось впечатление, — рассказывал Федор, — что эти задания не Востряков придумывал, а кто-то еще. Над Востряковым был еще кто-то.

Благополучно миновав взрывоопасные показания про убийства Селунина и Бардина (все возможные доказательства Федя нам обеспечил), мы плавно перешли к похищению Масловской.

— Федя, а почему такое странное место выбрали? — спросила я. — Практически на глазах у гаишника. Зачем вам был лишний свидетель?

— Так было задумано, — солидно разъяснил Федя. — Нужна была огласка.

Нужно было, чтобы все заговорили про это похищение.

— А зачем эта огласка?

— Как объяснил Востряков, надо чтобы Масловский потом назад не попер. А Осетрина должен был их развести потом. Ну, договориться на нормальную сумму…

На шестом часу допроса Федя устал и запросился назад. И то сегодня он рассказал очень много. И с сегодняшнего дня охранять его нужно было в три раза серьезнее. Следующая наша встреча была назначена через неделю. Мы тепло расстались с Федей, которого Крушенков в обстановке строгой секретности повез в таинственное укрытие. А до этого я успела поделиться с операми своими планами по окучиванию Трубецкого. Пора уже брать этого гада за хобот.