Гермес - [14]

* * *

После важного, но чересчур короткого Буле дни снова потекли спокойно. Иной раз он даже забывал, что недавно было что-то, и снова семь Архонтов у Земли. Равным образом он не чувствовал, что многое пошло на изменение. Зато он по-прежнему беспричинно испытывал муки тревоги, а потому знал: в мире все остается неизменным. Как было уже сказано, он не любил прошлого, как не любил и будущего: оно и впредь сулило ему неприятные сюрпризы.

Теперь он редко бывал в своей резиденции. Частые визиты в миры, населенные людьми, продиктованные веленьями его Ремесла, быстро вернули его к воспоминаниям о временах давно прошедших, когда боги жили среди смертных, любя и карая. Но они были боги и тем были хороши, ибо у человека был шанс попасть в герои при жизни и быть вознесенным на Вершину. Лестно для человека, когда он знает, что боги живут не где-нибудь в поднебесье или, того хуже, не живут, но обещают когда-нибудь прийти, дабы воздать или покарать, а здесь, рядом, быть может, в соседней хижине или вон в той пещере на склоне горы. Он часто размышлял на подобные темы. Вспоминая самую ненавистную книгу, в очередной раз поражался идиотски-простому, такому чисто человеческому определению: «Я есмь сущий». Проблема не в самом боге — ему нет дела до людских определений его естества, он сказал и забыл. Проблема в несовершенном и бедном языке, которым они пытаются или даже осмеливаются определять. И тогда Мес усмехался, пожимая плечами, — он не отказывал людям в известной смелости.

Была глубокая ночь, когда Мес прибыл на Вихрящиеся Миры, в свой дворец. Ветер гудел в верхушках лесных деревьев. Он посмотрел наверх — открылась бездна, звезд полна. Вошел в свои покои и не успел даже принять душ и переодеться, как кадуцей позвал его.

— Что, опять? — недовольно спросил Мес.

«Да», сказал лавровый жезл. «Да».

Тогда Мес, вздыхая, прошел в специальную комнату, ключ от которой всегда носил на шее. Это была черная комната без окон. Три черных зеркала висело здесь. Свеча горела перед каждым зеркалом, отражаясь в его матовой темной поверхности.

Он подошел к среднему зеркалу. Огонек свечи колыхнулся, потом ярко вспыхнул и стал ровным. Зеркало не отразило Меса. Оно вообще ничего не отражало. Лишь огонь свечи ярко горел внутри него. Мес протянул руку к нему, и огонь стал прозрачным, стал живым, и не было больше темных рамок зеркала, и тьмы не было, а только огонь свечи горел, согревая и даруя надежду, грея и давая надежду, давая тепло и обнадеживая.

Мес сказал:

— Великие Спящие Божества Космоса, те, кто без имени, те, кто родил и вскормил… Те, кто без числа и времени, те, кто спит и не просыпается, те, чьим велением все… Впустите меня!

И огонек свечи протянул ему теплую руку. Кадуцей потащил вперед, и Мес шагнул, повинуясь.

Мертвые были перед ним. Их было не так уж много, как казалось на первый взгляд. Но сначала казалось, что толпа их яростна и угрожающа и отлично знает, что делать и куда идти. Но Мес знал, что они беспомощны, ибо все они были людьми. Они стенали и плакали, потому что на самом деле понятия не имели, куда идти и что делать. Головы их были забиты разной ерундой, и они лопотали что-то о темных тоннелях со светом в конце, о бесплотности, об ангелах, о небесном парадизе. Мес не слушал их. Он сделал знак, и десятки лиц повернулись к нему, сотни глаз уставились на него и сотни ушей навострились, дабы слушать. Он произнес устало:

— Добро пожаловать за Грань. Я — ваш Проводник. Разница между нами лишь в том, что я — знаю, а вы — нет. Однако в вашем случае разница эта превращается в неодолимую пропасть. Перестаньте твердить ерунду про белые ризы и рай, а лучше идите за мной.

И, поведя жезлом, он повел их за собой.

Толпа одетых в белое влеклась за ним, а он шел впереди, кадуцеем помавая. Вокруг не было ничего. В былые времена он чаще бывал в этом неприятном месте, и единственным аргументом в пользу этого было то, что он всегда возвращался, в отличие от тех, кого вел. За собой он слышал шарканье множества ног, становящееся все громче и громче, нарастал смутный гул, и по опыту он знал, что мертвых прибавляется. Он возникали и появлялись с разных сторон. Ему не надо было оглядываться, чтобы знать: он ведет уже огромную толпу.

Так было пройдено много, и вот стал виден конец. Впереди показались темные арки Входов. Когда подошли ближе, оказалось, что прямо перед ними протекает узкий, прямой как нитка ручеек. На берегу этого ручейка сидел мрачный темный человек и курил сигарету. Он был одет в черную рубашку и потертые джинсы. Мес махнул ему рукой.

— Здорово, — откликнулся человек, вставая и отряхивая зад. — Привел?

— Принимай, — сказал Мес.

— Эй! — заорал человек, адресуясь к мертвым. — Проходи по одному! Вон в тот Вход, в тот, что справа! И он стал с мрачноватыми загробными шутками переводить мертвых через ручей. Вскоре ему это надоело, и он подошел к Месу, на ходу вытаскивая из кармана бутылку. Они медленно и со вкусом выпили, глядя, как мертвые осторожно и с недоверием перешагивают через вялый холодный ручеек, исчезая затем в пасти Входа. Человек в джинсах предложил Месу закурить. Некурящий Мес отказался. Человек в джинсах закурил. Они присели на бережок. Мертвые переходили.