Герменевтика - [18]

Средневековая экзегетика (600 — 1500)

Во время Средневековья было мало оригинальных идей; большинство исследователей Писания посвящали себя изучению и собиранию работ предшествующих отцов Церкви. Толкование было связано рамках традиции, в нем господствовал аллегорический метод.

Поиск четверного смысла Писания, предложенный Августином, стал стандартным методом толкования Библии. Считалось, что каждый библейский отрывок имеет четыре смысловых уровня, что нашло отражение в четверостишии, ходившем в ту эпоху:

Нам буква говорит, что делал Бог и праотцы,

А аллегория — где веры нашей спрятаны концы.

Мораль дает устав на каждый день,

Аналогия освещает смерти тень.[70]

Для иллюстрации такого подхода можно использовать образ города Иерусалима. Буквальный Иерусалим — это реально существующий город аллегорически он обозначает Церковь Христову; в нравственном плане он представляет человеческую душу: и аналогически (эсхатологически) указывает на небесный Иерусалим.[71]

В то время общепринятым был принцип, согласно которому толкование библейского текста должно соответствовать традиции и учению Церкви. Источником догматического богословия была не сама Библия, но Библия, истолкованная церковным преданием.[72]

Несмотря на то, что в экзегетике преобладал метод четвероякого толкования, развивались и другие подходы. На протяжении позднего Средневековья в Европе и Палестине продолжали традицию древнееврейской мистики каббалисты. Они довели метод буквализма до абсурда. Они считали, что каждая буква, и даже каждая возможная перестановка или замена букв, имеет сверхъестественное значение. Пытаясь проникнуть в Божественные тайны, они использовали следующие методы: замена одного библейского слова другим, имеющим то же цифровое значение; добавления к тексту — рассматривая каждую отдельную букву слова как заглавную букву других слов; вставка в текст новых слов посредством замены некоторых букв в словах оригинала.[73]

Однако в некоторых сообществах употреблялся более научный метод толкования. У испанских евреев 12-15 вв. наметился возврат к грамматико-историческому методу толкования. Викторины (ученые парижского аббатства Сен-Виктор) считали, что значение Писания следует искать на пути буквального, а не аллегорического истолкования. Они заявляли, что доктрина должна выводиться путем экзегезы, а не экзегетика должна подчиняться существующему учению Церкви.

Одним из тех, кто оказал значительное влияние на возврат к буквальному толкованию, был Николай Лирский (1270? — 1340?). Хотя он и соглашался, что Писание имеет четыре смысла, но отдавал явное предпочтение буквальному пониманию и настаивал на том, что другие уровни понимания должны прочно основываться на буквальном смысле. Он жаловался, что иные смыслы часто заглушают буквальный, и утверждал, что только буквальное понимание следует использовать в качестве основания для доктринальных выводов.[74]

Труды Николая Лирского в значительной мере повлияли на Лютера, и многие считают, что без этого влияния Лютер не зажег бы свет Реформации.

Экзегетика эпохи Реформации (XVI в)

В XIV-XV вв. господствовало достойное сожаления невежество в понимании Библии; были даже такие доктора богословия, которые ни разу не прочитали Библию до конца.[75] Ренессанс показал необходимость знания языков оригинала для понимания Библии. Эразм Роттердамский облегчил изучение Писания, опубликовав первое критическое издание Нового Завета на греческом языке, а Рейхлин перевел еврейскую грамматику и словарь. Теория о том, что Писание имеет четыре смысла, постепенно ушла в прошлое, и ее место занял взгляд, что Писание имеет только один смысл.[76]

Мартин Лютер (1483-1546)

Лютер считал, что вера и озарение Святым Духом являются необходимыми условиями для толкования Библии. Он утверждал, что Библию следует читать совершенно иными глазами, чем обычные литературные произведения.[77]

Лютер также полагал, что не Церкви следует определять, чему должно учить Писание, но наоборот, Писание должно определять учение Церкви. Он отвергал аллегорический метод толкования Писания, называя его «грязной» и «потрепанной» одеждой.

Согласно Лютеру, верное толкование Писания должно исходить из буквального понимания текста. В своей экзегетике толкователь должен учитывать исторические условия, грамматику и контекст. Он также считал, что Библия — ясная книга (ясность Писания) в отличие от римско-католической догмы, что Писания чрезвычайно сложны, только Церковь может обнаружить их истинное значение.

Отвергнув аллегорический метод, который так долго служил средством удержания Ветхого Завета в ряду христианских книг, Лютер был вынужден найти другой способ объяснения его необходимости для верующих Нового Завета.

Ему помогло убеждение, что все в Ветхом и Новом Завете указывает на Христа. Этот организующий принцип, который на практике стал герменевтическим принципом, привел к тому, что Лютер увидел Христа во многих местах Писания, (например, в некоторых Псалмах, которые он определил как мессианские), где более поздние толкователи не находили христологической тематики. Соглашаемся мы со всеми выводами Лютера или нет, но его христологический принцип позволил прекрасно показать единство Писания, не прибегая к мистическим толкованиям ветхозаветного текста.