Германия в ХХ веке - [4]

ХХ век начался для Германии «годом трех императоров». Двадцатидевятилетний кронпринц оказался на вершине власти совершенно неожиданно для себя. Его отец Фридрих III был уже смертельно больным и находился на престоле только сто дней. До сих пор в литературе живет легенда о том, что он, будучи неисправимым романтиком, да еще и женатым на дочери британской королевы Виктории, мог бы направить развитие страны по совершенно иному пути – пути либеральных реформ и внешнеполитического компромисса. Но история выбрала иного вершителя своих замыслов.

Вильгельма II в его мыслях и делах преследовал образ деда, подобно тому, как российский император Александр I оставался в тени своей бабки Екатерины. Стремление быть достойным великих предков непосильным грузом легло на его плечи. «Власть перескочила от старца к юнцу, который в своем духовном развитии застыл на дне своей коронации, так и не став мудрее с того дня, когда был провозглашен кайзером» (М.Фройнд). Последний германский император был именно таким, каким хотели его видеть благополучные немецкие обыватели: внешний лоск сочетался в нем с преклонением перед точными науками, страсть к униформе выдавала тщеславие, пышные речи скрывали неспособность к глубокому анализу происходившего. Он ненавидел своих родителей, считавших его безнадежным зазнайкой, он не доверял Бисмарку, безуспешно пытавшемуся пристроить его на дипломатической службе, он питал отвращение к придворным, готовым любой ценой завоевать его доверие. Так и не привыкший к пустоте вокруг себя, Вильгельм II пытался заполнить ее самообманом всеобщей популярности, вызывая все новые насмешки у проницательных современников.

Он не мог пожаловаться на доставшееся ему наследство – Германская империя в год своего совершеннолетия выглядела самым динамичным государством Европы. Кратковременная депрессия начала 90-х гг. сменилась бурным экономическим подъемом. В Германии он носил инновационный характер, связывая научные открытия и свободные капиталы, открывая дорогу новым технологиям и серийному производству. Пожалуй, самым ярким символом новой эпохи стал четырехтактный двигатель внутреннего сгорания, изобретенный в 1876 году немецким инженером Николаусом Отто. За несколько десятилетий он вытеснил из промышленности и транспорта паровые машины, выглядевшие с тех пор уже настоящими динозаврами. Немецкие предприниматели Даймлер и Бенц, первыми наладившие производство автомобилей, заложили основу одного из крупнейших концернов мира. Экономический рывок Германии опирался не только на трудолюбие и рациональность мышления немецких предпринимателей, но и отражал достаточно высокий образовательный уровень населения в целом.

После введения обязательного восьмилетнего образования (Volksschule) в стране к началу века практически не осталось неграмотных. В находившихся под патронажем императора научнос-илесдовательских институтах работали такие нобелевские лауреаты, как Альберт Эйнштейн и Макс Планк.

Политическое развитие Германской империи явно отставало от требований индустриальной революции. Как и в России, буржуазия не смогла перехватить лидерство у сил «старого режима». Нажитые в эпоху «грюндерства» состояния легко конвертировались в дворянские титулы для дочерей и сановные должности для сыновей удачливых предпринимателей. «Прусскогерманская империя и на рубеже веков оставалась монархически-феодальным образованием, в котором крупная аристократия сохраняла ведущие позиции в государственном аппарате, дипломатическом корпусе и армии» (Ф. Фишер). К началу ХХ века сложился союз капитанов тяжелой индустрии (Bund der Industriellen) и крупных аграриев (Bund der Landwirte), заинтересованных в государственном протекционизме. Ему противостояли предприниматели нового поколения, представлявшие такие отрасли, как машиностроение, химия и электротехника. Они были заинтересованы в снижении таможенных барьеров для максимального расширения экспорта своей продукции и не менее активно лоббировали собственную позицию.

Конфликт экономических интересов внутри «третьего сословия» сковывал его представителей в парламенте и играл на руку аристократической элите. Тот факт, что «революция сверху» сняла с повестки дня многие из задач, не решенных в 1848/1849 гг., парализовал готовность либеральной буржуазии поставить ребром вопрос о переделе власти. Ее вполне устраивала тактика малых дел и парламентских уколов, которые весьма раздражали правительство, но не затрагивали авторитарных устоев государства. В свою очередь Вильгельм II, хотя и называл в частной переписке рейхстаг «имперским обезьянником», не предпринимал скольконибудь серьезных усилий по ограничению его компетенций. Причиной этого было отнюдь не признание парламентаризма как такового – напротив, англофобствующий император терпеть не мог ничего, что имело хотя бы косвенное отношение к Великобритании. Рейхстаг являлся частью наследства, оставленного великим дедом, а потому мог рассчитывать на минимальную заботу и внимание. Предназначенное для него здание в центре Берлина, строительство которого было завершено в 1894 г., выступало архитектурным олицетворением этого факта.