Герканский кабан - [4]

«Проклятый заморыш… шустр не в меру! – подумал мужчина, приняв сидячее положение и сплюнув кровью. – Еще бы чуток, и отправил бы меня к праотцам… Иль не отправил бы? А-а-а, пес его разберет! Мне толком так и не объяснили… Крутили-мудрили, петляли речами заумными, блуждали, как маркитанская лодка вокруг флагманского фрегата… Где ж тут сразу понять, что для тебя опасно, а что нет; что смерть несет, а что лишь неприятные ощущения? Боже, как грудь проклятущая ноет!»

Не став подробнее вспоминать о важном, почти судьбоносном разговоре, состоявшемся более двух недель назад в столице филанийской колонии, Марсоле, мужчина решил проверить главное. Четверо загадочных личностей, именующих себя морронами, огорошили его неожиданной новостью: «…ты умер и теперь стал одним из нас…» Сначала он ничего не понял; кое-что прояснилось потом, но многое так и осталось загадкой. В частности, он не мог постичь, почему, если он бессмертен, то все-таки может умереть? Что такое Коллективный Разум? Каким-таким особым ухом морроны слышат его Зов? И почему сам он не слышит этого Зова, когда и сноб Мартин, и навлекший на его бедную голову неприятности мужлан Фламер, он же Шриттвиннер, с пеной у рта утверждали, что он должен, просто обязан слышать исходящий из глубины сознания глас.

Он им поверил, хотя все четверо дружков были явно не в себе; поверил и отправился по их поручению обратно в Денборг, хотя мог бы сейчас спокойненько прохлаждаться вместе с остальными пленными герканцами в каком-нибудь уютном кабачке и пить во славу Небес, сохранивших ему жизнь в коротком, но кровопролитном пограничном сражении на берегу безымянного озера. Причина такой непозволительной доверчивости крылась не только и не столько в убедительности речей странной компании, сколько в том непостижимом здравым умом факте, что бывший комендант Гердосского гарнизона полковник Штелер отчетливо помнил свою смерть. Меч филанийского кавалериста оставил на его спине длинный и глубокий рубец; рану, доставившую ему массу болезненных ощущений и ноющую время от времени и теперь. Каким-то чудом он выжил, потом не мучился долгими месяцами в военном лазарете, а просто очнулся на поле отшумевшего боя, встал и, как ни в чем не бывало, пошел.

Это было единственное, но очень весомое доказательство правоты так называемых морронов. Теперь же бывшему офицеру герканской колониальной армии представился шанс получить и второе – собственными глазами увидеть, как его изменившийся после смерти организм самостоятельно залечивает новые, неопасные для жизни раны.

«Если кровь остановилась, то так уж и быть, пойду в Денборг, а если нет… тогда нужно побыстрее покинуть колонии! В герканских владениях меня будут искать, как военного преступника, заговорщика и дезертира, а в Марсоле не дадут покоя эти сумасшедшие…» – решил Штелер и рывком разорвал на груди окровавленную рубаху.

От верха пупка до правой груди тянулась ровная линия глубокого разреза. Кровь запеклась, а сама рана, к ужасу полковника, начала срастаться, причем уже почти безболезненно. То же самое творилось и на ногах, Штелер даже смог на них встать и, шатаясь, доковылять до неподвижно лежавшего тела противника. С одним было ясно, он действительно превратился в моррона, хоть в душе и надеялся на другой результат. Теперь ему осталось лишь выяснить, кто же на него напал: маленький человек или злобное сказочное существо, почему-то предпочитавшее магическим чарам остро заточенный охотничий нож.

Сокрытое под покровами зеленой листвы и грязных волос тельце лежало неподвижно и не подавало признаков жизни. Вначале Штелер осторожно разжал маленький, как оказалось, человеческий, кулачок и засунул себе за пояс зажатый в нем нож, а затем, чтобы взглянуть в лицо поверженному одним ударом противнику, перевернул его с живота на спину. Это была девочка лет четырнадцати-пятнадцати, веснушчатая, ужасно чумазая, чересчур худющая и мелковатая для своего возраста.

«Как можно ожидать от девочки-подростка, практически еще ребенка, такого хладнокровия, жестокости и проворства?!» – успел лишь подумать бывший полковник, как его затылок пронзила острая боль, а в голове зазвучала выворачивающая наизнанку какофония разнотональных, скрежещущих и звенящих звуков. Взор вдруг затуманился и померк, Штелер внезапно понял, что он не потерял сознание, но уже не распоряжается ни собственным телом, ни собственным разумом. В него вселялся кто-то другой, точнее, другие…

* * *

Мир не исчез, не уступил место иллюзорной реалии полета под облаками или стремительного падения в глубь земли, туда, где находится Преисподняя и где уродливые бесенята потешаются над грешниками, который век жарящимися на сковородках. Ощущавший чужое присутствие внутри себя полковник по-прежнему видел перед собой деревья и зелень кустов, только вот в глазах помутилось, да напавшая на него девчушка вдруг подросла: в один миг прибавила годков десять-пятнадцать и из чумазой замарашки превратилась в красивую женщину, достигшую возраста совершенства соблазнительных форм.

Маскировочный наряд из зелени и веток оказался слишком мал, он уже не мог прикрыть обворожительную белизну стройного тела. Грязевые разводы с лица исчезли, а волосы уже не были сальными, торчащими в разные стороны и растрепанными. Двумя гладкими, блестящими потоками они стекали с головы на обнаженные плечи и, распадаясь на десятки ручейков, устремлялись к скрытой под покровом листвы груди. Девушка, как и прежде, находилась без сознания, но Штелеру показалось, что она просто спит и вот-вот должна проснуться.