Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи - [2]

Стянув с пальца кольцо, Агата положила его в шкатулку, стоявшую на столе из красного дерева, там его сразу найдут. С опущенной головой, будто ее мучил стыд, Агата медленным, но уверенным шагом направилась в комнату дочери. Зайдя внутрь, молча посмотрела на Розалинду, которая мерно дышала во сне, по-детски крепком и спокойном. Агата поцеловала дочь в лоб, обычный вечерний ритуал, точно так же когда-то целовала Агату ее мать. Агата вышла из комнаты и только тогда позволила себе вспомнить запах фиалкового одеколона, которым веяло, когда мама наклонялась над подушкой. Агата утерла слезы, вмиг подступившие к глазам.

Восемь месяцев назад все было иначе. Была еще жива мать Агаты, Клара, которая жила в Эшфилде, это их фамильное поместье в Торки. Вот она знала бы, как нужно действовать. Клара всегда была уверена: она точно знала, что и как нужно делать.

Она была властной и несговорчивой. И все равно тогда, в апреле двадцать шестого, внезапная смерть семидесятидвухлетней матери ввергла Агату в жесточайшую депрессию, лишила ее обычного жизнелюбия и стойкости. Боль приглушали лишь серые мутные струи отрешенности. “Иногда так хочется покинуть свое тело, – однажды сказала ей Клара, все чаще болевшая. – Так хочу вырваться из этой тюрьмы”. И Агата, как ни странно, понимала ее.

В моменты испытаний на помощь Арчи рассчитывать не приходилось. Он панически боялся бед, так честно и говорил, “терпеть не могу болезней, смертей и прочих неприятностей”. И ни малейшего желания хотя бы посочувствовать, Арчи предпочитал все переводить на шутливый тон. Буквально сразу после смерти Клары он предложил съездить в Испанию. Там “будет весело”, так и сказал. Это путешествие хорошо Агату “отвлечет”.

Отвлечет? Но Агата не хотела отвлекаться. “Я хотела побыть со своим горем, переболеть им”, – говорила она. Муж остался в Лондоне, Агата одна поехала в Торки (три часа пути), ей самой пришлось закрывать дом, тихую, волшебную гавань своего детства. Невыносимо. Стоило тогда подняться на крыльцо, как боль налетела, словно буря. Агата, сжав зубы, пробивалась сквозь этот натиск, еле держась на ногах, шаркая домашними тапочками. Хотела побыть в Торки несколько недель, а не месяцев. В результате пробыла полгода.

Арчи заявил, что ездить на выходные в Эшфилд – это жуткая морока, предложил отправиться в августе в Италию, в Алассио, тихий курортный город на берегу Генуэзского залива. Агата тут же согласилась в надежде, что путешествие возродит былую любовь, она вцепилась в эту мысль. И когда Арчи все же прикатил на машине четвертого августа в Эшфилд, то обнаружил, что жена его уже упаковала чемоданы, приготовившись к двухнедельному курсу минеральных ванн и косметических процедур. Она что-то возбужденно бормотала, она не утихала, словно потревоженный пчелиный рой. Уж лучше бы молчала.

Арчи показалось, что его благоверная не совсем в себе, да и вид у нее был удручающе болезненный. В письмах она действительно писала, что не может спать, что нет аппетита, что ее одолевает отчаяние, но только когда она торопливо выбежала его встречать, он осознал, до какой степени это все серьезно. Совершенно потрясенный, Арчи стал говорить о каких-то ненужных пустяках, был светски любезен, и только…

Его холодное равнодушие огорошило Агату “То, что я в этот момент почувствовала, напоминало давно забытый кошмар, – писала она потом в своей “Автобиографии”. – Когда ты сидишь за чайным столом со своим возлюбленным, смотришь на него и вдруг понимаешь, что перед тобой чужой, не знакомый тебе человек”.

То, чего она не желала замечать ни тогда, ни позже: на лице мужа не отражалось даже тени любви. Ее сияющие глаза тут же погасли, а его старательно смотрели в сторону, ибо в них таилось предательство. Вымученная беседа в какой-то момент сменилась тягостным, растерянным молчанием, и тут Арчи не выдержал, признался. Заставив себя посмотреть Агате в глаза, он сообщил, что полюбил другую женщину и хотел бы немедленно получить развод.

Развод… Агата не поверила собственным ушам, лицо ее покрылось красными и белыми пятнами, изумление сменилось гневом. Это невозможно, этого просто не может быть!

“Ее зовут Нэнси Нил, – сказал Арчи. – Ты, разумеется, ее помнишь. Она бывала у нас дома”.

Все произошло так быстро, так неожиданно… его слова ударились о стену неверия, неужели все ее грезы о счастливом воссоединении были напрасны?

Накатила тошнота, так желудок реагировал на едкую горечь обиды и унижения. Она просила Арчи повременить, она станет другой, все будет иначе. Донельзя потрясенная, она вымолила три месяца отсрочки, Арчи согласился на четыре. Шестнадцать недель изощренной вежливости, окольных путей, дежурных реплик, совершенно никчемных. Он мастерски уходил от главного, вел свою игру, выжидал, когда завершатся оговоренные недели, расчетливо выжидал.

В пятницу, третьего декабря, утро в Саннингдейле началось как обычно. Кухарка поставила на стол яйца, фасоль, сосиски и помидоры, типичный английский завтрак. Агата заговорила первой, сказала, что в выходные хочет съездить в йоркширскую деревушку, всласть поваляться в кровати, выходить разве что к завтраку, езды туда всего три часа, она предложила Арчи составить ей компанию. Выяснилось, что он уже собрался на выходные к своим друзьям Джеймсам, у них коттедж в Хартморе, в окрестностях Годалминга. От обиды Агата потеряла голову. Она сорвалась на крик, у нее теперь не было иного оружия. Бессмысленные укоры, напрасная, как выяснилось, угроза. А угроза была такова: если Арчи не останется на выходные, то, когда вернется, ее не будет дома.