Герань мистера Кавендиша - [5]

Благодаря просьбам Арины, меня отдали учиться в школу при церкви. Она была бесплатной и самой ближней из всех. Я думаю, что бабка согласилась отдать меня в школу просто, чтобы прослыть доброй и заботливой женщиной. До школы от нашей усадьбы было далеко — километра три по извилистой дороге через холмистый луг. Конечно, можно было доехать на автобусе через город, но мне не давали денег, вот я и ходила пешком. В этой школе училось еще несколько ребятишек, таких же никому не нужных, как и я. Уроки вел противный молодой священник с козлиной бородкой и его еще более противная жена. Они преподавали нам слово божие, арифметику, язык, домоводство.

Я жутко не любила эту школу. На каждом уроке мы получали толстой деревянной линейкой по рукам — стоило только неправильно ответить, замешкаться, или повернуться на заднюю парту — линейка безжалостно с резким неприятным свистом опускалась на твои руки, а ты сам отправлялся в угол стоять на коленях на рассыпанном горохе или гречке до конца урока, сто раз повторяя «Отче наш».

Несмотря на такую «науку», тяга к знаниям горела во мне огнем! Я тайком пробиралась в хозяйскую библиотеку и незаметно таскала книги — прочитав, возвращала назад. За девять лет я перечитала все книги и журналы, которые были в доме, еще записалась в библиотеку в поселке, куда меня время от времени отпускали. Взрослея, я становилась хитрее и скрытнее, лучше скрывала свои походы в библиотеку и успевала сделать всю работу, лишь бы лишний раз не встречаться с хозяевами и не выслушивать от них очередную порцию унижений. Хотя, я так и не поняла, за что они меня так ненавидели.

Вспоминая все, что я пережила на той усадьбе, иногда удивляюсь: как я еще осталась жива? Словно ведомая какой-то незримой рукой, я постоянно попадала в какие-то переделки, за которые каждый раз бывала сурово наказана. Будучи по сути своей общительным ребенком, я всегда искала ласки и дружбы. Через некоторое время после моего приезда, я действительно нашла друзей. Это были дети с нашей улицы — дети обычных работников или фермеров, живущих в округе. Мы собирались стайкой, когда мне удавалось выскользнуть на улицу, и бегали по лугу у речки, лазали по деревьям, играли в лапту. Часто, когда выпадала свободная минута и мы с друзьями собирались на лугу, я рассказывала свои истории. Мы усаживались в кружок и все внимательно слушали мои рассказы. В те времена люди жили бедно. Чем богаче одни, тем беднее другие. Так вот все местные детишки были полуголодные, носили обноски, часто были вшивые и больные. Я знала, что мои хозяева очень богатые — это видно было и по дому, и по тому, что они едят и как одеваются. Иногда, когда меня пускали на кухню, чтобы помочь Арине убраться, я видела, что холодильник забит продуктами, а сколько испорченных колбас и хлеба мы выбрасывали свиньям! И вот однажды я решилась. Тогда я жила на усадьбе уже полгода и отлично изучила привычки и расписание дня хозяев. Выбрав момент, когда их не было дома, а Арина была занята по двору, я прокралась на кухню и открыла холодильник! Чего здесь только не было: и колбасы, и сыры, и дорогое вино, фрукты, овощи и все разнообразие, которое можно достать из рога изобилия! Схватив кольцо домашней колбасы и батон хлеба, бросив их за пазуху моего простого платья, я сломя голову помчалась на луг! Я летела на крыльях счастья — я смогла, я сделала! Мой личный маленький бунт! Собрав около себя друзей, я разделила добытую еду и мы все наконец-то до сыта наелись. Кое-кто даже впервые в жизни. Тогда я была героем, я была Робин Гудом, который украл у богатых и принес бедным! Конечно, тогда я и не думала, что кто-то из моих друзей, сам того не желая, сдаст меня своим родителям, а те, в свою очередь, расскажут все Пелагее Федоровне. Я не думаю, что они когда-нибудь заметили бы пропажу, или из-за моей кражи голодали бы, нет. Просто это было дело принципа — какой-то малолетний приемыш посмел пролезть в дом и украсть еду у хозяев!

Когда меня секли розгами на прохладном утреннем воздухе посреди двора, я изо всех сил сжимала губы, чтобы не закричать. Я молила бога, чтобы он дал мне сил и терпения, просила помочь отрешиться от своей плоти и думать только о душе. Я видела злые глаза бабки, сидящей на крыльце, с какой-то садистской радостью наблюдающей за моим наказанием. Собрав всех работников во дворе, она устроила показательное выступление. То и дело слышался свистящий звук и сразу же спину раздирало огненной болью — раз, два, три… десять…

— Достаточно! — послышался властный голос и скрип двери — она ушла.

— Господи, Аня! — Наконец-то подбежала Арина. Она помогла мне подняться (меня, едва живую, подняли на ноги из лужи грязи).

Холодный утренний воздух немного облегчал мои страдания, кровь все еще сочилась из длинных горящих огнем ран на спине, когда Арина, уложив меня во флигеле, делала примочки на спину.

— Ну зачем ты украла колбасу? — приговаривала она, осторожно смывая кровь тряпкой, обмакивая ее в красную воду и выжимая. — Что тебе в голову стукнуло, Аня? Ты голодна?

— Ничего, Арина! — отвечала я сквозь крепко сжатые зубы. — Они у меня еще посмотрят!