Гераклит - [12]

Нас не должна ввести в заблуждение ни эмоциональность («горячность») Гераклита, которую Феофраст нашел повышенной даже для темпераментных греков, ни его обличительные тирады, направленные против Гомера, когда речь идет о его влиянии на Гераклита. Гомер был первым среди эллинов, изобразившим жизнь как арену противоборствующих сил. Этот образ дан в знаменитом описании «щита Ахиллеса» (Илиада XVIII 473–608), представлявшем собой своеобразный краткий итог «Илиады». Хотя поэт расценивал войну, борьбу и раздоры как отрицательные и разрушительные факторы, тем не менее в борьбе противоположностей он увидел (пусть полуосознанно) всеобщий принцип самой жизни. Эта диалектическая картина жизни и бытия, первоначально намеченная Гомером в непосредственной и образно-наглядной форме, впоследствии была развита Анаксимандром и в особенности Гераклитом.

Некоторые исследователи, например Керк (см. 96, 240–241), обращая внимание на использование Гераклитом слова-термина «xynos» («общий»), встречающегося также у Гомера, полагают, что Гераклитова идея о войне (борьбе) как всеобщем принципе, «царе» и «отце» всего (В 53) навеяна Гомером. В «Илиаде» Гектор говорит: «Общий у смертных Арей; и разящего он поражает» (XVIII 309). Думается, что указанное место «Илиады» в такой же степени способствовало зарождению в голове Гераклита идей о войне (борьбе) как всеобщем источнике происходящего в мире, в какой упавшее на голову Ньютона яблоко содействовало, по легенде, открытию закона всемирного тяготения. Об этом приходится здесь говорить, ибо складывается впечатление, что уважаемый филолог-классик, уверовав в универсальный характер сравнительного анализа слов и магическое влияние слов предшествующих авторов на последующих, упустил из виду, что одно из важнейших положений Гераклита было «навеяно» по преимуществу исторической эпохой, в которую жил философ. Даже такой непоколебимый противник «историзма», каким является К. Поппер, и тот вынужден признать, что к своему «грандиозному открытию» о всеобщем движении и изменении (значение которого, по словам Поппера, трудно переоценить) Гераклит пришел в силу «личных переживаний, социальных и политических волнений» (107, 12).

Не менее резко, чем на Гомера, Гераклит нападает и на Гесиода. Автору «Теогонии» достается за то, что тот не уразумел, что «день и ночь — одно и то же» (В 57). Исследователи предполагают, что критика Гераклита направлена против следующего места «Теогонии» (123–124):

Черная Ночь и угрюмый Эреб родились из Хаоса.

Ночь же Эфир родила и сияющий День, иль Гемеру.

Нетрудно заметить, что в изображаемой поэтом последовательности рождений был момент, когда Ночь, существуя помимо Дня, «родила» День. Поэтому Гесиод, награжденный эпитетом «учитель большинства», не понял, согласно Гераклиту, что у Ночи не может быть никакого приоритета перед Днем: ведь день и ночь составляют единство равных противоположностей — «одно и то же».

Со значительной долей уверенности можно утверждать, что критика Гераклитом (В 42) лирического поэта Архилоха (VII в.) была вызвана теми же мотивами, что и критика Гомера и Гесиода. Подобно последним Архилох, по мнению эфесца, измыслил много превратного о жизни и самом мире. Вот некоторые из высказываний Архилоха, которые, как показал в своем специальном исследовании Е. Руссос (см. 111, 111), Гераклит подвергает критике. У Архилоха сказано: «И люди разумеют (phroneusi) сообразно тому, с чем они сталкиваются (egkureosin) и имеют дело» (в пер. В. В. Вересаева: «И, как сложатся условья, таковы и мысли их»). Гераклит, напротив, заявляет: «Большинство людей не разумеют (ou phroneousi) того, с чем они сталкиваются (egkureousin)» (В 17). Иначе говоря, если Архилох считает, что знания людей не выходят за рамки их повседневных забот и дел, то Гераклит, полемизируя с Архилохом, заявляет, что большинство людей не обладают и этими ограниченными знаниями.

Е. Руссос (см. 111, 112) полагает, что в отличие от Архилоха, объяснявшего солнечное затмение волей Зевса и допускавшего возможность сверхъестественных явлений, Гераклит рассматривал все происходящее в мире как закономерный процесс и, стало быть, исключал вмешательство сверхъестественных сил в явления природы. Автор указывает также на расхождения во взглядах поэта и философа по вопросу об участии героев, павших на войне. Архилох, значительная часть жизни которого прошла в лишениях, невзгодах и военных боях, писал в одном из своих стихотворений, что павшему на войне нет ни славы, ни почета от сограждан. Гераклит же, прославляя военную доблесть, напротив, был уверен, что «павших в бою боги чтут и люди» (В 24). Неудивительно поэтому, что Гераклит мог быть искренне возмущен тем фактом, что Архилох позорно бросил свой щит и бежал с поля боя (в чем он признается сам), если этот факт был известен Гераклиту.

По мнению Руссоса, несмотря на существенные расхождения между Архилохом и Гераклитом, влияние первого на второго было значительным. Такой вывод следует из предпринятого современным греческим исследователем филологического анализа текстов, касающегося главным образом тождественных или сходных слов, фраз и оборотов мысли Архилоха и Гераклита. С нашей точки зрения, автор несколько преувеличивает влияние лирического поэта на философа, во всяком случае нахождение терминологических сходств и заимствований не представляется достаточно убедительным доказательством такого влияния. Верно, что слова ou phroneousi (не разумеют), egkureousin (сталкиваются) у Гераклита, совпадающие со словами phroneousi (разумеют), egkureosin (сталкиваются) у Архилоха, возможно, заимствованы у последнего. Однако верно и то, что мысль Гераклита диаметрально противоположна суждению Архилоха, не говоря уже о том, что упомянутые слова употреблял не один Архилох.