Георгий Скорина - [130]

– Братья!.. Молю вас подавить гнев в сердцах ваших…

Лютер отшвырнул бокал, который поднес ему слуга.

– Народ? – шепотом повторил он. – Бунтовщики!.. Да знаешь ли ты, какому князю они служат?..

– О каком князе ты говоришь? – недоуменно спросил Скорина.

– О нем!.. – словно в горячечном бреду говорил Лютер. – О князе тьмы! Он повсюду преследует нас, опутывает своими сетями. Все мы постояльцы в обширной гостинице, хозяин которой дьявол!.. В его власти воздух, пища, одежда… Черти летают в воздухе в виде облаков. Шмелями роятся вокруг нас. В лесах и в воде прыгают козлами. Топят в болотах людей. Принимают облик свиней, обезьян, усопших… Дьявол похищает младенцев и кладет в колыбели своих детенышей… Насылает на землю войны и болезни, бури и град.

– Ха-ха-ха! – раздался веселый смех.

Лютер вздрогнул и попятился, подняв руки.

– Ха-ха-ха! – Георгий смеялся от души, глядя на перепуганного пророка.

– Дьявол! – заревел вдруг Лютер. – Я узнаю тебя! Ты вновь явился, чтобы искушать меня. Изыди, сатана! Сгинь! Сгинь!

* * *

Проснувшись среди ночи, Гинек ощутил мучительную жажду. «Должно быть, от вчерашнего ужина, – подумал он, – немец не жалеет перца».

Рядом слышалось сонное дыхание. Георгий спал. Гинек накинул плащ и босиком вышел из комнаты. Спустившись вниз, он направился в сени, где обычно стоял бочонок с водой, как вдруг услышал негромкий разговор, доносившийся из-за дощатой перегородки.

– Так ты говоришь, Лютер убежал из дому? – спрашивал грубый мужской голос.

– Провалиться мне в преисподнюю, если я лгу, – отвечал другой, тонкий и скрипучий. – Запустил в него стулом, проклял и убежал… Словно бешеный.

– Это хорошо, что им не удалось столковаться, – сказал первый, – но и один этот человек нам опасен. Продолжай!

– Доктор Филипп сообщил чиновникам курфюрста, что этот пражанин приехал, чтобы бунтовать мужиков. Утром сюда придут ландскнехты, чтобы схватить его.

– Ты уверен в этом?

– Как в том, что я говорю сейчас с вами. Не пройдет и пяти часов, как они явятся. Вы сами сможете увидеть…

– Мне незачем присутствовать при этом. Стало быть, он не доедет до Вильны… Что же, если наши враги – лютеране сами избавят нас от него, тем лучше. Ты хорошо выполнил свой долг. Ступай!

Дверь скрипнула. Гинек стоял за выступом, прижавшись к стене, сдерживая дыхание. С зажженным огарком в руке вошел бородатый мужчина, которого Гинек уже однажды встретил в трактире. Он поднялся по лестнице. Гинек быстро скользнул в сени и приоткрыл дверь. По освещенному луной двору удалялась фигура человека в черном камзоле. Он был незнаком Гинеку. Но если бы пришлось ему присутствовать на сегодняшнем обеде, он, без сомнения, сразу узнал бы молчаливого слугу Меланхтона. Гинек уже хотел вернуться в залу, когда снова услышал шаги на лестнице. Он огляделся: в углу стояла большая бочка. Юноша легко перепрыгнул через нее и присел на корточки. Бородатый мужчина прошел через сени и вышел во двор. Гинек вылез из своего тайника и, осторожно приоткрыв дверь, поглядел в щель. Бородатый вошел в конюшню. Затем появился снова, ведя на поводу оседланную лошадь. Он распахнул ворота, легко вскочил в седло и выехал со двора.

Гинек опрометью бросился наверх. Скорина по-прежнему крепко спал.

– Хозяин! – шепнул он, тормоша Георгия. – Проснитесь! Нужно уезжать!

– А? Куда уезжать? Зачем? – пробормотал сонно Георгий. – Это ты, Гинек? Что случилось?

Юноша торопливо рассказал о том, что ему пришлось услышать и увидеть.

…Ландскнехты явились в трактир вскоре после восхода солнца, но, когда они ворвались в комнату Скорины, там уже не было никого.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ ВИЛЕНСКОЕ БРАТСТВО

Более в науке и в книгах оставить славу и память свою, нежели в тленных царских сокровищах.

Г. Скорина

Глава I

Редкий из виленских мещан не знал дома наистаршего бурмистра Якуба Бабича. Правда, были тогда в Вильне дома куда богаче и красивее. Вельможи и богатые купцы, перенимая иноземные моды, воздвигали себе пышные палаццо, отделывая фасады лепными фигурами, колоннами, галереями, украшая покои мрамором, цветными стеклами, картинами и зеркалами. А дом Бабича, хоть и помещался на видном месте, возле ратуши, был прост и построен по старинному обычаю из дерева, с гонтовой кровлей. Таким остался дом от покойного отца, и Якуб продолжал жить в нем, лишь несколько расширив его новыми пристройками. И все же ни в одном доме не бывало столько гостей, сколько у Якуба Бабича.

С утра до вечера не закрывались двери бурмистрова дома. Приходили сюда купцы и радцы магистрата, попы да церковные старосты. Приходили нищие и убогие, приезжали иноземные гости по своим торговым делам.

Собирались к Якубу и члены виленского православного братства.

Однажды, когда гости чинно уселись вокруг большого стола и чаши были наполнены крепким медом, Якуб разгладил пышные усы и попросил:

– Расскажи, пан Юрий, как Москва тебя приняла, что видел, что от людей слыхал?

Пан Юрий Адверник, уже немолодой мужчина, с болезненным, землистого цвета лицом, поднялся и, откашлявшись, тихо начал:

– Приняла, братья, Москва меня, будто сына родного. Зла на нас, православных людей, никто не имеет, и все помочь хотят. Кто добрым словом да советом, а кто и другим чем. Книги мне свои показали, искусными монахами писаны, да обещали недолгим временем в дар прислать. Одна беда – мало их. Сами ждут не дождутся, когда друкарни наладить сумеют. Нам бы тоже о друкарнях подумать пора, в Вильне и других городах…