Георгий Победоносец - [86]
Но за всеми теми чёрными мыслями в глубине души теплилась надежда, что Кудря наболтал, чего сам не ведал, насочинял с три короба или, может, просто ошибся. А если даже и не ошибся и не наврал, если Ольга и вправду со двора пропала, так, может, уже и вернулась. А не вернулась, так вскорости вернётся.
Пока до деревни дошёл, смеркаться начало. Догнал стадо, что с выгона по домам шло. С пастухом, хромым Васяткой, поздоровался. Тот ответил, а у самого глаза по плошке — глядит испуганно, будто ждёт, что Степан сейчас на него с кулаками кинется али ещё чего худое учинит. Стало быть, не соврал Кудря и про Ольгину пропажу всей деревне ведомо.
Потом староста повстречался, Фрол Егорыч. С этим поговорили.
— Нешто Кудрю на Москве повстречал? — староста спрашивает.
— Было такое дело, — Степан ему отвечает. — Новости есть ли?
Староста в ответ только руками развёл и забормотал, старый дурень, опять про скотину — к кому на двор тёлку отвели, к кому кур, к кому поросёнка…
— Отвяжитесь вы от меня, Христа ради, со скотиной, — осерчал на него Степан. — До скотины ль мне ныне? Кабы вы, люди добрые, скотину ту хотя бы и с кашей съели, а жену мне сберегли, я б вам в ножки поклонился. Нетто тёлка меня вечером приголубит? Нешто поросёнок водицы сольёт, когда умыться надобно? Куры, что ли, мне слово ласковое скажут?
И пошёл своей дорогой. А староста следом семенит. Идёт сзади, как привязанный, и молчит, вздыхает только. Раньше вздыхать надо было, а ныне-то чего уж?..
Добежал Степан до своей избы. Так и есть — темно, пусто. В сенях о кадушку перевёрнутую споткнулся, чуть лоб об косяк не расколол. И чего та кадушка на самом ходу валяется?
Взойдя в избу, высек огонь, запалил лучину. Пусто. Вроде прибрано, только лавка опрокинута, да и пыли уже скопилось — на столе хоть пальцем рисуй. По малолетству Стёпка любил в пыли пальцем узоры вырисовывать, птиц сказочных да зверей малевать. Только у матушки в избе пыль нечасто можно было сыскать. До последних своих дней, уж когда и ходила-то еле-еле, дом в чистоте содержала. И Ольга этак же по хозяйству старалась, да и любая справная баба…
Поднял лавку, на место поставил. Огляделся. Лампадка перед образами, конечно, давно погасла. Долил масла, засветил лампадку, перекрестился на образ святого Николы-чудотворца. Не полегчало. Огляделся сызнова и только теперь заметил на полу, ближе к двери, белое птичье перо — вроде из петушиного хвоста. Призадумался: что за притча? Нешто Ольга решила, покуда одна, без мужа, обитает, курятинкой себя побаловать?
Наклонился, зачем-то поднял перо, глянул мельком и хотел уж было в печку выбросить, да что-то его удержало. Снова поднёс перо к глазам, осмотрел внимательно.
Ну, перо. И впрямь, кажись, петушиное. Примято крепко, и стебелёк надломлен, ровно то перо у петуха из хвоста силком выдрали. А на кончике, где голо, дырочки виднеются, будто бы от иголки, а кое-где и ниточки оборванные торчат.
Вот, стало быть, что это был за петух!
Тут-то и наступила у Степана в голове полная ясность. Спрятал он то пёрышко подальше за пазуху, оглянулся на красный угол.
— Ты-то куда глядел? — спросил у Николы-чудотворца.
Молчит Никола, не отвечает. Ну, и Степан с ним боле разговаривать не стал и, не перекрестившись даже, на крыльцо вышел.
Видит — по ту сторону забора люди стоят. Много людей — пожалуй, что вся деревня собралась. Стоят и молчат, не шевелятся и даже не дышат как будто. День за лесом догорает, стемнело почти, и померещилось вдруг, что это не люди, с малолетства знакомые и почти родные, у ворот собрались, а упыри с забытого языческого кладбища — стоят, глядят и прикидывают, видать, с какого конца Стёпку Лаптева есть сподручнее. У него даже озноб по спине пробежал, подумалось: вот оно как, сперва Ольгу, теперь меня…
После опомнился. Какие там ещё упыри! Вон староста стоит, Фрол Егорыч, вон жена его Матрёна, вон бабка Агафья, травница, а там Алёшка, вдовий сын, с матерью своей Алёной… Свои люди, деревенские. А молчат потому, что сказать нечего. Упырей же ныне во всей округе всего два осталось: Ванька Долгопятый, боярский сын, да прихвостень его, палач в петушиных перьях, одно из которых ныне у Степана за пазухой лежит. Раньше их, кровососов, трое было, да одного, слава богу, добрые люди насмерть уходили. Надо было, как полагается, в могилу кол осиновый вбить, чтоб уж не поднялся, да это ещё успеется…
Не хотелось Степану на людей глядеть. Видеть он их спокойно не мог и сильно боялся обидных слов всему миру наговорить. Сошлись, глядят… Кому оно ныне надобно, гляденье ваше? Где вы были, куда глядели, когда кат боярский Ольгу из избы за косы тащил?!
А может, и видели, да перечить боярскому слуге побоялись. И Степану теперь ничего не скажут, сколь ни пытай. И совестно им, и страшно, и поправить уж ничего нельзя, вот и будут молчать, яко дубовые колоды, да глаза таращить. А верно всё ж тот же Ванька Долгопятый говорит: смерды — быдло безответное, что с ними ни делай, как ни мытарь, всё стерпят и ещё в ножки поклонятся… Тьфу!
— Расходитесь, люди, — сказал Степан глухо. — Утро вечера мудренее.
И, спиной к ним повернувшись, в избу ушёл.
Пьер Алексис Понсон дю Террайль, виконт (1829–1871) — один из самых знаменитых французских писателей второй половины XIX века; автор сенсационных романов, которые выпускались невиданными для тех лет тиражами и были переведены на многие языки, в том числе и на русский. Наибольшую известность Понсону дю Террайлю принес цикл приключенческих романов о Рокамболе — человеке вне закона, члене преступного тайного общества, возникшего в парижском высшем свете. Оба романа, представленные в данном томе, относятся к другой его серии — «Молодость Генриха IV», на долю которой также выпал немалый успех.
Василий Федорович Потапов (годы жизни не установлены) – русский беллетрист II-й половины XIX века; довольно плодовитый литератор (выпущено не менее ста изданий его книг), работавший во многих жанрах. Известен как драматург (пьесы «Наполеон в окрестностях Смоленска», «Чудеса в решете»), сказочник («Мужичок с ноготок, борода с локоток», «Рассказы Фомы-старичка про Ивана Дурачка», «Алеша Попович», «Волшебная сказка о гуслях-самогудах» и др.), поэт (многие из названных произведений написаны в стихах). Наибольшую популярность принесли Потапову его исторические произведения, такие как «Раскольники», «Еретик», «Черный бор, или таинственная хижина» и другие. В данном томе публикуются повести, рассказывающие о женщинах, сыгравших определенную роль в истории русского государства.
Продолжение знаменитого романа классика отечественной фантастики Александра Беляева «Остров погибших кораблей»! Более десяти лет прошло с тех пор, как легендарный Остров погибших кораблей канул в океанскую пучину. Сыщик Симпкинс стал главой крупного детективного агентства и теперь искал по всему свету следы исчезнувшего «губернатора» Слейтона, более известного как финансовый аферист и мошенник Гортван. И вот однажды агенты донесли Симпкинсу, что в дебрях Центральной Африки появились никому не известные белые люди, тщательно избегающие контактов как с туземцами, так и с колониальной администрацией.
Серия: "Стрела" Во время строительных работ в Керчи в подполе разрушенного дома находят золотую вазу с изображениями из скифского быта и ряд других предметов. Как они туда попали, из какого кургана их добыли, кто были люди, их спрятавшие, - археологи или злоумышленники? Над решением этих и многих других вопросов, связанных с находкой, работает группа археологов. Разгадывая одну загадку за другой, они находят следы тех, кто добрался до сокровищ, а затем находят и самый курган. Находки помогают ученым сделать серьезный вклад в историю скифских племен.
Ее королевское Высочество принцесса Кентская, член Британской королевской семьи – не только высокопоставленная особа, но и талантливый исследователь и рассказчик. Она по крупицам собирает и восстанавливает историю своего рода, уходящего корнями в седое средневековье. «Ртуть» – третий том Анжуйской трилогии, действие которого разворачивается во Франции в XV веке. История жизни знаменитого Буржского купца Жака Кера поистине удивительная. Его смело можно назвать самым успешным предпринимателем в истории средневековой Европы и родоначальником капитализма.