Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи - [61]

Итак, миссия Альбрехта завершилась успешно, порядок в коминтерновском хозяйстве был восстановлен. Но к тому времени болгарские события уже перестали остро волновать Исполком Коминтерна. Радек, резко осудивший ЦК БКП за нейтралистскую позицию 9 июня, утратил интерес к болгарским делам и разрабатывал план осеннего коммунистического восстания в Германии.

Документальных свидетельств об эволюции оценок и взглядов Георгия Димитрова в этот период нет. В воспоминаниях современников он предстаёт этаким послушным учеником, который если не с первого, то со второго раза внял указаниям учителя и кинулся их исполнять, — если представить Исполком Коминтерна неким коллективным учителем. Партийную дисциплину Димитров действительно соблюдал всегда, однако сомнения и внутренняя борьба в тот период, конечно, имели место.

Резкое изменение политической или жизненной ситуации всегда вызывало у Димитрова прилив энергии и желание действия. Так произошло и теперь. Он отправил Любу в Самоков к сестре Магдалине, а сам укрылся в маленьком домике по улице Неофита Рилского. Оттуда 18 августа послал Кабакчиеву записку со следующим предложением: «Сейчас, когда начинается большое брожение в крестьянской массе, особенно среди членов БЗНС, когда, с другой стороны, мы направили широким официальное предложение о едином фронте и направим такое же Земледельческому союзу, <…> считаю абсолютно необходимым выступить с конкретной платформой единого фронта, которая одновременно будет и платформой борьбы за рабоче-крестьянское правительство»^{69}.

Уже через четыре дня «Работнически вестник» опубликовал первую статью Димитрова под заголовком «Единый фронт и наступление капитала». В последующих десяти острых статьях идея единого фронта обретает черты практической политики и значительно выходит за пределы той узкой трактовки, что существовала в коммунистическом движении^{70}. В сущности, после III конгресса Коминтерна тактика единого фронта понималась как объединение всех сил пролетариата на коммунистической платформе. Димитров же подразумевает под единым фронтом сплочение в общей борьбе против режима Цанкова не только рабочих и крестьянских масс, но и ремесленников, мелких торговцев, чиновников, лиц свободных профессий и офицеров.

При новом правительстве, пишет автор, у капиталистов вновь развязаны руки. Буржуазия посягает не только на социальные завоевания рабочего класса, но и на экономическое положение всех, кто живёт своим трудом. Поэтому коммунисты обращаются к Социал-демократической партии, Земледельческому союзу и Радикальной партии с предложением создать единый фронт труда. Речь не идёт об отказе партий от своих программных целей и об ущемлении их самостоятельности, а лишь о принятии общей антикапиталистической платформы в защиту трудящихся масс и о совместных действиях по реализации этой платформы. Необходимость совместных усилий, направленных на обуздание наступления реакционных сил, вытекает и из политической ситуации. Капиталистическое меньшинство не может увлечь массы общей национальной программой, поэтому оно прибегает к насилию и террору, попранию парламентаризма и конституционных свобод. Разрешить возникший кризис в интересах большинства можно единственным путём — обеспечить через единый фронт труда действительно народную власть, рабоче-крестьянское правительство. Социал-демократической и Радикальной партии, которые участвуют в правительстве Цанкова, предстоит сделать выбор.

Статьи о едином фронте существенно отличаются от предшествующих печатных работ Георгия Димитрова. Прежде их тематика, как правило, определялась кругом его обязанностей в партии и профсоюзах. Теперь же в поле зрения Димитрова оказалась проблематика, затрагивающая жизненные интересы всего общества. Его формулировки и выводы, претендовавшие на концептуальный характер, не были однозначно встречены даже в ЦК БКП, который счёл необходимым отмежеваться от чересчур широкой трактовки Димитровым тактики единого фронта.

Ряд статей этого цикла содержит полемику с социал-демократами и радикалами, развернувшими на страницах газет кампанию за объявление компартии вне закона и недопущение её к выборам в будущий парламент. «С коммунизмом в Болгарии необходимо покончить именно теперь, — писала газета радикалов „Мир“. — Если упустить нынешний удобный момент, то этим будет допущена непростительная ошибка». Ей вторил социал-демократический «Народ», полагавший, что коммунисты «ещё недостаточно наказаны, чтобы достаточно переродиться. В отношении них есть только одна разумная политика — их обезвреживание». Димитров энергично отвечал на инвективы противников саркастическим обличением их политического падения.

Наш герой одним из первых назвал установившийся в Болгарии после 9 июня режим фашистским. «Как в других странах, так и в нашей стране капиталисты и их партии прибегают уже к последнему средству сохранения своего классового господства и удержания в своих руках государственной власти — фашизму, который является полным отрицанием всякого демократизма и всех политических прав и свобод для народных масс», — так определяет Димитров характер режима. Глубоко заблуждаются те, кто думает, что фашизм направлен только против «коммунистической опасности», предупреждает он, и они дорого заплатят за свою политическую близорукость. Пример Италии — лучшее тому доказательство. Удары итальянского фашизма сыплются на головы социалистов и других радикальных элементов не менее свирепо, чем на коммунистов. «Фашизм вовсе не только