Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи - [229]
Речь Димитрова в Рилском монастыре стала широко известна в церковных кругах. В конце июня Димитров принял членов правления Союза священников по их просьбе. Они заявили, что приложат максимум усилий, чтобы честно сотрудничать с народной властью.
В новой конституции было провозглашено отделение церкви от государства на началах свободы совести и вероисповедания. В правительственной декларации Георгий Димитров подчеркнул, что этот важный акт усилит народный характер Болгарской православной церкви. «Правительство будет содействовать демократизации нашей народной церкви и её полному приобщению к нуждам и развитию болгарского народа, — заявил он. — Уважая религиозные чувства верующих, оно будет и дальше оказывать необходимую материальную поддержку церкви и священнослужителям, пока не станет возможным их полное содержание за счёт самих верующих».
Идея «народной церкви» родилась в первые месяцы Отечественного фронта. Смена власти в Болгарии никак не отразилась на православной церкви. Ни о политическом преследовании БПЦ, священнослужителей и верующих, ни об экспроприации церковных ценностей речь не шла. После отделения от государства церковь стала терять прихожан, лишилась земельных владений и финансовых источников. Но, несмотря на некоторое ограничение самостоятельности и вмешательство правительственных структур в церковную жизнь, БПЦ никогда не находилась в оппозиции к власти, а власть не направляла отряды «воинствующих безбожников» громить храмы. Власть и церковь нашли способ сосуществования с пользой для общества.
Название «Врана» впервые встречается в дневнике Димитрова 1 декабря 1946 года. В тот день он осмотрел бывший царский дворец и окружающий его огромный парк с деревьями и кустарниками редких и экзотических видов. Дворец, расположенный поблизости от Софии, на Цариградском шоссе, после отъезда царской семьи никак не использовался.
Вопрос о переселении семьи Димитрова во Врану и устройстве там постоянной резиденции председателя правительства, был инициирован, согласно воспоминаниям современников, сотрудниками охраны, решившими, что в Княжеве невозможно обеспечить надлежащий уровень безопасности премьера.
Переезд на новое место жительства состоялся в начале января 1947 года. За полгода до этого в семье Димитровых произошли перемены. На фотографии, сделанной в Княжеве, мы видим чету Димитровых, Фаню — четырнадцатилетнюю девушку с взрослой прической и серьёзным взглядом, и заметно смущённого худенького мальчика на коленях у Розы Юльевны. Это пятилетний Бойко, усыновлённый Димитровыми незадолго до того дня, когда был сделан снимок. Его отец Коста Златарев, руководитель Плевенского комитета партии, был замучен в 1941 году в полиции, мать, Мара Денчева, разделила эту участь двумя годами позднее. Появление Бойко снова принесло супругам родительские радости, хотя уход Мити навсегда остался для них невосполнимой утратой. Роза Юльевна погрузилась в заботу о приёмном сыне.
Бойко Димитров вспоминает: «Я оказалася совсем в другой среде после усыновления. Но незаметно почувствовал себя как дома. Обясняю это не только заботой и любовью, которые не мог не ощутить. Много значила спокойная атмосфера — не будет преувеличением сказать: гармония отношений в семье. Она была основана на взаимной любви и привязанности, которые связывали Димитрова и Розу Юльевну — его верную подругу и спутницу последних десятилетий его жизни. Навсегда запомню исключительный порядок и уют, царивший в нашем доме. Об этом, разумеется, заботилась многочисленная группа мужчин и женщин, обязанностью которых было освободить Димитрова от житейских неудобств и забот. Но главная заслуга в создании атмосферы спокойствия и уюта принадлежит Розе Юльевне с её несравнененными талантами хозяйки и супруги».
Одним из удивительных открытий мальчика было то, что в семье Димитрова говорили не на болгарском, а на другом, сходно звучащем и отчасти понимаемом, но всё-таки ином языке — русском. Ведь Роза Юльевна и Фаня не знали, да и не могли знать болгарский язык. Как-то быстро, без особых усилий Бойко с помощью окружающих начал понимать, а потом и говорить по-русски, хотя первое время с многочисленными ошибками и болгаризмами>{319}.
Дворец Врана состоял из двух корпусов. Старое крыло, построенное в 1905 году, было двухэтажным и, по словам Бойко, напоминало «охотничий домик германского принца средней руки». Там было обустроено жильё для всей семьи. На первом этаже располагались столовая и небольшой кабинет Димитрова. «После переезда во Врану Димитров по предписаниям врачей должен был всё больше времени работать дома, — продолжает Бойко Димитров. — В те часы я часто к нему заходил, особенно когда он находился в летнем кабинете в партере старого крыла. Часами наблюдал, как он работал — с погасшей трубкой в левой руке и толстым, остро очинённым красным, синим или чёрным карандашом в правой, как он читал, делая подчёркивания карандашом, или писал своим энергичным почерком».
По воспоминаниям сотрудника охраны Петра Игнатова, в рабочем кабинете Димитрова находилось несколько предметов, которые никто не имел права оттуда выносить или перекладывать на другое место: подаренные Любой карманные часы, висевшие над письменным столом, авторучка — подарок Долорес Ибаррури, две пары очков, трубки, коробка для сигар. «Среди вещей, которые постоянно находились в его кабинете, в одном из ящиков стола были переносной металлический сейф и два портфеля, — продолжает мемуарист. — Они всегда находились при нём, когда Димитров выезжал из Софии, будь то поездка по стране или за рубеж. В сейфе он держал свои личные дневники, а в портфелях находились материалы, над которыми он работал. <…> Когда мы выезжали из Софии, в один из портфелей я обязательно клал ручку, подаренную Ибаррури, и две пары очков. Может быть, они ему и не понадобятся. Но таковы уж были его привычки, с которыми он не расставался до конца дней своих. Они создавали ему особую творческую атмосферу».
