Геологи идут на Север - [56]

Верочка, вся вспыхнув, протестует:

— Что это вы вечно выдумываете, Андрей Васильевич! У Ивана Семеновича просто закружилась тогда голова. Он храбро вел себя на протяжении всего сплава.

Ваня Ушаков, уютно устроившийся в уголке и начавший похрапывать, с благодарностью смотрит на свою заступницу.

— Товарищи, я приготовил вам сюрприз. Сейчас будем пить чай со сладким брусничным пирогом, изготовленным нашим «шеф-поваром», — громогласно объявляет Мика, направляясь в угол барака. Но, увидав там Ваню Ушакова, который усаживается поудобнее, чтобы подремать, он вдруг делает стремительный прыжок.

— Что ты наделал, утюг! Ты же сидишь на моем пироге… Специально спрятал свой сюрприз подальше — и на тебе!..

Ваня, вскочив, испуганно смотрит на свирепое лицо Мики.

Под дружный хохот гостей помятый пирог водружен на стол.

Неожиданно мигает электричество. Это сигнал Коли-«электрика». Уже час ночи, и через пятнадцать минут электростанция прекращает работу.

Гости расходятся.

Я провожаю Наташу. Идем медленно. Я твердо решил перед разлукой сказать Наташе то, что не решаюсь вымолвить уже второй год. Но и сегодня моя решимость исчезает бесследно, и я говорю обо всяких пустяках. Наташа, задумавшись, односложно отвечает.

Вдруг, как бы читая мои мысли, она неожиданно говорит:

— Все-таки я вам, мужчинам, завидую. Вы вольные казаки. А нам, девушкам-геологам, положительно нельзя выходить замуж и обзаводиться семьей. Появится семья, дети — и прощай геология, прощай полевые работы… Я, наверное, никогда не выйду замуж!

Мое готовое вырваться признание остается невысказанным.

Тихая морозная ночь. Луна освещает деревья в легком серебряном уборе инея. Резкие синие тени на снегу.

Вот и Наташин дом. Она, сняв рукавичку, протягивает мне теплую руку. Я ее крепко жму.

Разрумянившееся Наташино лицо, с чуть заиндевевшими волосами и глубокими, большими, кажущимися при лунном свете черными глазами, обрамленными чуть загнутыми ресницами, дивно хорошо. Перехватив мой восхищенный взгляд, Наташа, смущенно улыбаясь, осторожно освобождает руку.

— Утром меня непременно разбудите, я пойду вас провожать. Спокойной ночи! — Она быстро исчезает за дверью.

Самолет так и не прилетел. Придется, видно, на полгода уйти в тайгу, не получив ни газет, ни писем от родных и друзей.

На следующее утро мы с Микой поднимаемся раньше всех. Тальник, подернутый инеем, лиственницы в тонкой, розоватой дымке света, снега погружены в сон… И все же в морозном молчании Севера уже ясно чувствуется приближение весны. Признаками весны служат и оживленные стайки прилетевших снегирей, и синеватые тени на снегу, и набухающие почки тальника.

Нас провожают все участники экспедиции. Цареградский горячо и крепко пожимает мне руку:

— Зачеркнуть на карте «белое пятно» — вот ваша задача!..

Дальше всех нас провожают Наташа и Вера.

— Итак, в конце сентября в бухте Нагаева мы вас ждем, — говорит Наташа. — Будьте осторожны, Иннокентий Иванович. Не забирайтесь далеко в тайгу и не опоздайте. Помните: первого октября отходит последний пароход из бухты Нагаева. Мы будем вас ждать с новыми открытиями, — многозначительно повторяет Наташа и, стараясь изобразить на грустном лице подобие улыбки, протягивает мне руку.

— Смотрите за Микой, чтобы он не выкидывал своих мальчишеских номеров. Я его знаю, — просит меня Верочка.

Обернувшись последний раз у поворота, мы с Микой видим Наташу и Веру, машущих нам рукавичками. С базы слышен гудок нашей электростанции. Она гудит, как бы прощаясь с нами.

Туго скрипит под лыжами снег. Утренний мороз спал; солнце ослепляюще переливается на снегу. Мы выходим на правый берег реки. Впереди вырисовываются знакомые очертания широкого Зырянского озера.

Приподняв палки и накренившись всем телом вперед, Мика летит по белому озеру. Сверкающий снежный дымок стелется за ним.

В черной морской шинели, с длинным ножом за поясом, Мика выглядит несколько романтично. Нож — его неизменный спутник. Мика делает им затесы на деревьях, вскрывает консервы, рубит палки для палатки, свежует дичь. За плечами у него — одиннадцатизарядный винчестер. Мика страстный охотник. Винчестер — Микина гордость и своеобразный охотничий трофей.

В прошлом году он увидел этот винчестер у каюра, приехавшего на базу. Сердце у Мики забилось от охотничьей зависти. Он рассыпался в любезностях, поил кагора крепким чаем, рассказывал о невероятных случаях на охоте и, наконец, попросил каюра продать ружье. Каюр отказался. Тогда Мика попросил винчестер, чтобы сходить на охоту. Через час на базе услыхали выстрел. А за ним второй, третий. Потом появился и сам охотник. В глазах его вспыхивали азартные огоньки, но он с подчеркнуто-безразличным видом положил на стол рюкзак, покрасневший от крови.

— Здесь сердце и печень сохатого. Я убил его почти у самого табора. Четыре пули, посланные меткой рукой, достигли цели. Звериное сердце я пересыпал таежной травой, — высокопарно произнес Мика.

Печень и сердце были зажарены и съедены с большим аппетитом. После обеда все решили пойти свежевать сохатого.

— В этом нет необходимости, — таинственно сказал Мика. — Никакого сохатого я не убивал.