Геологи идут на Север - [38]

Здесь, на ночлеге, разбирая в палатке вещи, Попов мне сказал, что не хватает маленькой сумки, где лежала проба с золотом. Мы ее где-то потеряли.

Долго в тот вечер сидел расстроенный Попов, но затем махнул рукой и говорит:

«Ничего, люди и так мне поверят, без пробы, что мы нашли с тобой, Афанасий Иванович, золото!»

Приехали назад в «крепость» уже в декабре месяце и здесь узнали о войне. Тысяча девятьсот четырнадцатый год это был.

«Пропали наши труды, Афанасий Иванович, — грустно говорил мне Попов при прощании. — Если меня не будет в живых и приедет кто от меня, может быть, моя жена, то покажи все места, где стоят столбы и где мы били яму».

— С тех пор я его не видел, — Закончил свой рассказ мой собеседник, допивая вторую чашку чаю.

— А не согласитесь ли вы, Афанасий Иванович, работать в нашей экспедиции? — спрашиваю я. — Яму Попова нам покажете.

— Дело, конечно, государственное, помочь надо. Хозяйство вот только у меня, рыбу ловить надо, сено косить. Да отпустит ли еще колхоз…

— С колхозом мы договоримся.

— Ладно, вспомню молодость, пойду с вами, — соглашается он. — У ямы затес я сделал, найдем ее.

Через час я рассказываю обо всем начальнику экспедиции.

— Вот видите, как хорошо все складывается. По реке Бочере как раз проходил Черский. Якуты его вели почтовой тропой. И если память мне не изменяет, у Черского там отмечен палеозой. В тысяча восемьсот девяносто первом году известный геолог и географ Иван Черский был командирован Академией наук для исследований в бассейнах рек Колымы, Индигирки и Яны. Из Якутска он вышел в июне тысяча восемьсот девяносто первого года на сорока четырех вьючных лошадях; с ним ехали его жена, зоолог экспедиции, и двенадцатилетний сын. По реке Хандыге и ее левым притокам он прошел в верховья реки Индигирки и вышел на Оймякон. Вот здесь, — показывает на карте Цареградский, — он пересек Индигирку и дальше по болотистой долине Ойемы добрался до реки Неры. Затем через плоскогорье Улахан-Чистай по долине Борулаха караван Черского дошел до поселка Кыгыл-Балыхтах на реке Моме. По реке Зырянке он добрался двадцать восьмого августа до Верхне-Колымска. Здесь весной Черский тяжело заболел. Видимо, острая вспышка туберкулеза. Но работы не прекращал. Двадцать пятого июня тысяча восемьсот девяносто второго года старого стиля Черский, не достигнув Нижне-Колымска, скончался. Жена довела его исследования до Нижне-Колымска, а зимой по Верхоянскому тракту вернулась вместе с сыном в Петербург.

— С материалами Черского мне приходилось знакомиться только по «Запискам Академии наук» за тысяча восемьсот девяносто второй — тысяча восемьсот девяносто третий годы, — добавляет Цареградский. — Маршрут его захватил очень узкую полоску, но, к сожалению, у нас и этих материалов нет.

Нашей экспедиции придется теперь, спустя сорок два года, покрывать сплошной съемкой центральную часть хребта его имени, детально разобраться в геологии, геоморфологии и выявить все полезные ископаемые, какие там есть.

Цареградский задумчиво глядит на карту, будто видит на ней дела давно минувших дней. На минуту он забывает о моем присутствии, а потом, спохватившись, переходит к деловым распоряжениям.

— Договаривайтесь с Даниловым и начинайте прямо отсюда съемку. К осени доберетесь до реки Бочеры и ямы Попова. А я завтра рано утром отплываю вниз по реке. На устье Зырянки, километрах в двадцати отсюда, мой помощник нашел на высоком берегу Колымы участок со строевым лесом. Там и заложим базу, именно там, а не здесь. В Верхне-Колымске и в устье Ясачной леса нет. Не забывайте, что зимой будет туго с транспортом и дровами. Через полмесяца, как управлюсь с делами, я тоже постараюсь побывать у ямы Попова. Оставьте на месте затесы. Все ясно?

— Ясно, Валентин Александрович, — отвечаю я.

— Тогда действуйте. Ни пуха ни пера!

— До скорой встречи в тайге…

* * *

Утро. Мы только что проводили часть кунгасов, ушедших с Цареградским к месту постройки базы.

Ко мне подходит Данилов, вид у него расстроенный.

— Однако, начальник, лошадей нам колхозных поймать не могут. Дикие лошади. Куда-то ушли они. Только через неделю нам транспорт найти обещают. Что будем делать? Как поедем к яме Попова?

— Ничего, Афанасий Иванович, мы в эти дни займемся съемкой окрестностей крепости, а вы тем временем организуйте транспорт. Надо будет достать лодку и подняться вверх по реке.

— Это по Г….? Да что там искать, там ничего нет, — убежденно говорит Афанасий Иванович. — Так себе река.

— А кто ей такое некрасивое название придумал?

— Русские казаки, однако, так назвали. Давно это было, когда еще первые русские сюда пришли.

— Интересно. Ну, а лодку все-таки надо достать.

— Карбас можно арендовать на несколько дней у дочек попа. От брата лодки у них остались. Большой был охотник и рыбак — прошлую зиму простудился на охоте и умер.

Я беру на себя дипломатическую миссию договориться со старыми девами-поповнами насчет аренды лодки. Забрав «угощение», отправляюсь к их юрте. С удивлением обнаруживаю за изгородью большой огород. Две старушки лет под шестьдесят пять — семьдесят в темных сарафанах, повязанные одинаковыми платочками, аккуратно окучивают тяпками картофель. Заметив меня, они засуетились. Их лица, похожие на сушеные яблоки, засветились улыбками, задрожали всеми морщинками.