Гензель - [17]

— Мне действительно жаль. Это звучит… ужасно.

— Что насчет твоей семьи? — бормочу я.

— У меня нет семьи.

— О! Прости.

— Не извиняйся, в этом нет твоей вины, — отрывисто произносит он.

Его пальцы все еще поглаживают мою руку, поэтому я понимаю, что наш диалог на этом неловком моменте не заканчивается. Мое горло жжет от боли, и из-за тех разговоров, что я веду, меня это раздражает. Я расстроена тем, насколько я была одинока, поэтому я продолжаю разговор. Я решаю попытаться задать ему вопрос, хотя я немного нервничаю: если я спрошу что-то не то, то он может прекратить прикасаться ко мне.

— Как ты сюда попал? — наконец мне удается выдавить из себя вопрос.

На короткий момент он прекращает свои поглаживания; затем продолжает снова неторопливо касаться моей руки, говоря своим глубоким голосом:

— Мать забрала меня из семьи, которой я стал больше не нужен.

Я задумываюсь, почему он стал им больше не нужен. Это печально.

— Сколько тебе лет? — интересуюсь я.

— Мне сейчас шестнадцать или семнадцать, я так полагаю, — говорит он с грустью в голосе.

Он даже не знает, сколько ему лет? Я глубоко вдыхаю и пытаюсь представить, какой сценарий был разработан для похищения этого парня. Я опускаю глаза, посмотреть на его нежные пальцы. Может, я смогу спросить это.

— Как она это сделала? Как мать… похитила тебя?

Он проводит легко большим пальцем по внутренней стороне руки, его движения нежные, неспешные, осторожные. Я понимаю, что он размышляет. Наконец, он отвечает:

— Помогла другая семья.

— Что они сделали?! — я убираю руку из-под его ласкающих мою кожу пальцев, пытаюсь обхватить его пальцы и прижать к себе, сдержать рыдания, рвущиеся из моего горла. — Это просто… так трудно поверить, что такие вещи происходят, понимаешь, что я хочу сказать? Как они… как они помогли ей? — осмеливаюсь я спросить.

Он поворачивает свою руку вверх запястьем, и я могу видеть толстый шрам, который проходит по всей длине его запястья. О, нет! Мой живот скручивает от резкой боли, и я не могу произнести ни слова.

— Когда это произошло? — тишина возводит стены вокруг нас, и я спешу разрушить их. — Мне очень жаль. Это должно быть… ужасно.

— Это не твоя вина, — говорит он спустя некоторое время. Его рука опять сжимается в кулак, опираясь на ковер, чуть поодаль от моих рук. Он начинает поднимать ее и пытается вытащить, но я пальцами касаюсь костяшек на его руке. Я не хочу, чтобы он уходил. Это впервые за все время, что я нахожусь тут, когда я чувствую себя… лучше.

— Что произошло? — шепчу я. — С… твоей рукой? — я обычно не задаю такого рода вопросы, но при этих обстоятельствах этот вопрос просто срывается с моего языка.

Его ответ прост, и он добавляет тихим голосом:

— Я устал.

Мои пальцы держат его руку открытой. Они дрожат, пока я удерживаю его руку.

— Это выглядит болезненно, — шепчу на выдохе я.

— Я не чувствую этого.

— Как ты проделал это отверстие в стене? — спрашиваю я. Я продолжаю держать его руку в своей руке, так что он не может двигать ею. Я так хочу нежно погладить подушечками пальцев его шрам, показать ему, что он не одинок, но, думаю, он точно отдернет свою руку, если я так сделаю, поэтому мне приходится сдерживать себя.

— Ты переживаешь о моих порезах? — спрашивает он, грубо смеясь.

— Я думаю, да, — я слабо улыбаюсь. — Умно, да? Если я собираюсь быть твоей сестрой, то мне нужно заботиться о тебе.

— Я в порядке, Гретель.

— Меня зовут Леа, не Гретель.

— Леа, — говорит он медленно, будто пробует мое имя на вкус. — Очень красивое имя.

— Спасибо.

— Ну что ж, Леа. У меня в комнате много вещей. Если тебе что-то понадобится, просто дай мне знать. Может и найдется то, что тебе надо.

Мои пальцы крепче сжимают его руку, потому что я так боюсь, что он сейчас уйдет. Я не вынесу больше одиночества.

— Пожалуйста, не уходи! Я… мне так одиноко здесь! На протяжении каждого следующего дня я все время одна. Я больше так не смогу! — из меня вырываются сдавленные рыдания.

Его гладкие, сильные пальцы переплетаются с моими. Он большим пальцем поглаживает верхнюю сторону руки, равномерно и нежно.

— С тобой все будет хорошо, — четко произносит он. Он переворачивает мою руку ладонью вверх и проходится пальцем по ней, обводя мои линии. — Ты сильная. Ты знаешь, я могу читать по ладони. Ты проживешь долгую жизнь, и она будет по большому счету счастливой. Ты не задержишься здесь надолго.

— Не задержусь? — и мой шепот полон надежды.

— Нет, — его рука накрывает мою и крепко сжимает. — Леа, хочешь послушать одну занимательную историю?

— Да.

— Позволь рассказать тебе о принцессе, которая была известна своей справедливостью.

ГЛАВА 7

Леа

Настоящее время.

Я знаю, что это большой риск, но в понедельник утром, когда моя семья уезжает из Вегаса, я беру такси до «Леса» и говорю мужчине за стойкой регистрации, что я здесь для того, чтобы пробоваться на роль сабы.

Я не уверена, что я буду делать, если я делаю это слишком поздно.

Больше, чем что-либо, я хочу увидеть Гензеля и поговорить с ним, но я не уверена, что в этом есть смысл. Если он в БДСМ-отношениях с кем-то другим…

Я закусываю губу, когда мужчина за стойкой делает звонок.

Я просто не уверена, что я хотела бы сказать ему. Если бы я могла поговорить с ним, не теряя контроль.