Генрих Гиммлер - [6]

У него есть сомнения и насчет самого себя. «Я был очень серьезен и расстроен, — пишет он в ноябре после вечера, проведенного с Майей. — Думаю, приближаются серьезные времена. С нетерпением жду, когда снова надену военную форму». Меньше чем через неделю он признается себе: «Я не вполне уверен, для чего я работаю, во всяком случае, в данный момент. Я работаю, потому что это мой долг. Работаю, потому что нахожу душевное успокоение в работе… и преодолеваю свою нерешительность».

Когда Гиммлер в часы досуга писал эти строки, ему было лишь 19 лет, но он уже демонстрирует внутренние качества, которые остались неизменными в течение всей его жизни. Он ведет довольно уединенную жизнь, вращаясь лишь в узком кругу друзей, и инстинктивно избегает взаимоотношений с людьми, которые бы слишком связывали его. Движущей силой для него является чувство долга, именно оно заставляет его упорно учиться и подвергать себя, несмотря на болезненность, физическим нагрузкам, таким как плавание, катанье на коньках и фехтование. Условность стала его своеобразной страстью; он общителен, но в нем нет настоящей теплоты, он стремится к дружбе с девушками, основанной на взаимопонимании, но в его отношениях с ними нет пылкости. Он все еще ходит к обедне, а в свободное время практикуется в стрельбе вместе с Гебхардом и Людвигом, чтобы подготовиться к будущему, когда он, возможно, снова «наденет форму». В политике он пылкий националист, и его серьезно беспокоят события на Востоке.

Дневниковые записи снова прерываются с февраля 1920 до ноября 1921 года, а затем снова с июля 1922 по февраль 1924 года. В последний период обучения студенческая жизнь Гиммлера протекала по заведенному порядку, изредка прерываясь незначительными военными учениями в войсках запаса и канцелярской работой в одной из студенческих организаций. Его желание заниматься фермерством на Востоке, однако, изменилось; теперь он считал более подходящим для себя местом Турцию, он ездил в Гмюнд, где позже построил дом на берегу озера, чтобы встретиться с человеком, который знал что-то о перспективах работы в Турции. Однако, он все еще не уверен в силе собственного характера. В ноябре 1921 г., когда ему шел двадцать второй год, он написал: «Мне все еще несколько недостает той естественной самоуверенности, которой я бы так хотел обладать».

Отношения Генриха с девушками все еще носят платонический характер. Он упоминает встречу с девушкой в поезде, следующем из Гамбурга, замечая, что она была «мила и, очевидно, невинна и очень интересовалась Баварией и королем Людвигом II». Его друг Людвиг, работавший в банке, сказал ему, что, по мнению Кэт, он презирает женщин, а Гиммлер ответил, что она права. Затем он добавил:

«Любовь настоящего мужчины к женщине может быть трех видов: первый — любить ее как ребенка, которому нужно советовать, иногда даже наказывать, когда она поступает глупо, хотя ее также нужно защищать и оберегать, потому что она такая слабая; второй — любить ее как свою жену и верного товарища, который помогает мужчине в жизненной борьбе, всегда рядом с ним, но не ослабляет его духа. И третий способ — любить ее как жену, у которой он готов целовать ноги и которая даст ему силу не дрогнуть даже в самой жестокой борьбе, силу, которую она дает ему благодаря своей детской чистоте».

Хотя Генрих в своем дневнике упоминает многих девушек, делает он это со все увеличивающейся чопорностью. Он все еще посещает церковь и морализирует после обеда в ресторане о том, как красота официантки неизбежно приведет ее к нравственному падению, и, если бы у него были средства, он бы с радостью дал ей денег, чтобы не дать ей сбиться с пути истинного. Он пишет об охлаждении, даже о разрыве отношений с фрау Лориц и Кэт, считая их «женскую суету» пустой тратой своего драгоценного времени. В мае 1922 года он записывает в дневнике, как потрясен он был, увидев маленькую девочку трех лет, родители которой разрешили ей «скакать голиком» перед ним. «В этом возрасте, — пишет он, — она должна знать чувство стыда».

Воспоминания товарищей-студентов завершают портрет Гиммлера, который можно составить из его юношеских дневников. Он запомнился друзьям дотошным в учебе и трудным в общении. Он не снимал пенсне даже во время фехтовальных поединков, довольно плохо цитировал баварскую народную поэзию, избегал общения с девушками, кроме тех, с кем нужно было обращаться вежливо, с соблюдением всех необходимых формальностей, и никогда не занимался любовью, как это делали другие студенты при всяком удобном случае. Он говорил брату Гебхарду, что решил остаться девственником до женитьбы, как бы ни был велик соблазн. Тем не менее он был честолюбив и выдвигал себя в качестве кандидата на различные должности в нескольких студенческих организациях, получая, однако, лишь незначительное количество голосов в свою поддержку. Студенческим обществом, в котором он больше всего стремился выделиться, был клуб «Аполлон», членство в котором основывалось на общности культурных ценностей, а не спортивных увлечений или совместном поглощении пива. Членами клуба «Аполлон» были в основном бывшие военные, студенты старших курсов и выпускники, а президентом общества был в то время еврей, доктор Авраам Офнер. Хотя Гиммлер, один из младших членов общества, был нарочито любезен с доктором Офнером и другими евреями — членами клуба, в душе он уже был ярым антисемитом и принимал участие в жарких спорах о том, следует ли исключить евреев из общества. Что касается политических взглядов, то его запомнили как непреклонного приверженца правых взглядов и активного, хоть и не очень умелого участника ополчения, сформированного, чтобы противостоять внедрению коммунистов в послевоенную систему управления Баварии