Генри Торо и его Уолден - [4]

По мнению Торо, жизнь его современников - это жизнь безумцев, не умеющих отличить хорошее от дурного и гибельное от полезного. "Большинство людей, даже в нашей относительно свободной стране, по ошибке или просто по невежеству так поглощены выдуманными заботами и лишними тяжкими трудами жизни, что не могут собирать самых лучших ее плодов", - пишет он в первой главе книги, называющейся "Хозяйство". И в другом месте еще сильнее: "Я вижу моих молодых земляков, имевших несчастье унаследовать ферму, дом, амбар, скот и сельскохозяйственный инвентарь; ибо все это легче приобрести, чем сбыть с рук. Лучше бы они родились в открытом поле и были вскормлены волчицей...".

Накопление собственности и заботы по приумножению ее изнуряют человека и гонят его стремглав по дороге жизни. Он едва успевает опомниться перед смертью и признать, что жизнь его пролетела впустую, говорит Торо. Это происходит со всеми и повсеместно.

"Из города, полного отчаяния, вы попадаете в полную отчаяния деревню и в утешение можете созерцать разве лишь храбрость норок и мускусных крыс".

Торо думает, что зло еще поправимо, если человек добровольно откажется от напрасных забот, которыми отягощает себя. Прежде всего он должен дать себе строгий отчет, в чем он действительно нуждается и что лишнее. Тогда он легко уяснит себе, что лучше всего ограничить свои материальные нужды предметами первой необходимости. Огромная часть того, что зовется роскошью, и многое из того, что именуется "удобствами жизни", не только не нужны человеку, но "положительно мешают прогрессу людского рода", говорит Торо.

В числе предметов первой необходимости Торо называет пищу, кров, одежду.

Что касается первого, то добыть себе необходимую пищу, живя в лесу в одиночестве, стоит ничтожных хлопот. "Чего еще, спрашивается, желать разумному человеку, - говорит Торо,- кроме хорошей порции кукурузы, сваренной с солью?"

Современное жилище, по мнению Торо, представляет собой нелепое и разорительное сооружение, ни в какой мере не вызываемое потребностями человека, нечто среднее между лабиринтом, музеем, тюрьмой и усыпальницей. "Размышляя над тем, как мне честно заработать на жизнь и при этом не лишить себя свободы для своего истинного призвания... я часто поглядывал, - пишет Торо, - на большой ларь у железнодорожного полотна, шесть футов на три, куда рабочие убирали на ночь свой инструмент, и думал, что каждый, кому приходится туго, мог бы приобрести за доллар такой ящик, просверлить в нем несколько отверстий для воздуха и забираться туда в дождь и ночью... Можешь ложиться спать, когда вздумается, а выходя, не бояться, что землевладелец или домовладелец потребует с тебя квартирную плату".

Торо также с большой похвалой отзывается о вигвамах американских индейцев.

Переходя к вопросу о том, как одеться, Торо разражается огнем эпиграмм в стиле "Sartor Resartus" Карлейля по поводу порабощения человека его одеждой. "Обрядите пугало в ваше платье, а сами встаньте рядом с ним нагишом,- и люди скорее поздороваются с пугалом, чем с вами", - говорит он. И дальше: "Недавно, проходя мимо кукурузного поля, я увидел шляпу и сюртук, нацепленные на палку, и сразу узнал хозяина фермы. Непогода несколько потрепала его с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз".

Торо, однако, не ограничивается этими эпиграммами. Он высказывает глубокую тревогу по поводу того, что предметы первой необходимости становятся недоступными для человека. "Если утверждать, - пишет он, - что цивилизация действительно улучшает условия жизни... тогда надо доказать, что она улучшила и жилища, не повысив их стоимости; а стоимость вещи я измеряю количеством жизненных сил, которые надо отдать за нее единовременно или в рассрочку". Произведя подсчет, Торо приходит к выводу, что рабочий в США должен "истратить большую часть жизни, пока заработает себе на вигвам". Такую же тревогу выдают его заключительные слова об одежде. "Я не могу поверить, - пишет Торо, - что наша фабричная система является лучшим способом одевать людей. Положение рабочих с каждым днем становится все более похожим на то, что мы видим в Англии, и удивляться тут нечему,- ведь, насколько я слышу и вижу, главная цель этой системы не в том, чтобы дать людям прочную и пристойную одежду, а только в том, чтобы обогатить фабрикантов".

Касаясь критики капитализма у Торо, нужно упомянуть о его знаменательной встрече еще в годы студенчества с Орестом Браунсоном, в то время последователем Оуэна. Как бы Торо ни относился к социалистическим взглядам Браунсона, они должны были произвести на него в то время глубокое впечатление. О шестинедельном пребывании у Браунсона в 1835 г. он отзывался позднее как об "эпохе в своей жизни".

Для Торо не представляет сомнения, что капиталистическая цивилизация строится на костях трудящихся, точно так же в США, как и в Европе. "Роскошь одного класса уравновешивается нищетой другого" - так говорит он. Его известное описание железной дороги в "Уолдене" вызывает в памяти "Железную дорогу" Некрасова. "Думали ли вы когда-нибудь о том, что за шпалы уложены на железнодорожных путях? Каждая шпала - это человек, ирландец или янки. Рельсы проложили по людским телам, засыпали их песком и пустили по ним вагоны. Шпалы лежат смирно, очень смирно. Через каждые несколько лет укладывают новую партию и снова едут по ним; так что пока одни имеют удовольствие переезжать по железной дороге, других, менее счастливых, она переезжает сама. А когда под поезд вдруг попадает человек сверхкомплектная шпала, не так положенная,- вагоны срочно останавливают, и подымается шум, словно это - редкое исключение".