Генри и Катон - [137]

— Уж лучше пусть убьют, чем жить с позорными воспоминаниями.

— Да будет тебе…

— А самое ужасное во всем этом деле, что, если бы он вел себя смелей и оказал сопротивление парню, обман сразу же вышел бы наружу. Парень наверняка был бы ошарашен, заявил бы, что это вроде как шутка! А потом неожиданно появились тысячи фунтов и девчонка, которая сама себя предлагала… должен сказать, что я и Генри осуждаю.

— Думаю, каждый вел себя исключительно правильно. Ситуация была непонятная, а зло затмевает людям разум. Джо мог убить Катона, если бы тот бросился на него.

— Катон был безропотен, как овца, ведомая на заклание. Если бы в самом начале врезал парню по морде, не пришлось бы потом разбивать ему голову. Современная молодежь страдает каким-то бессилием. Одни — злостные лентяи и хотят получить все за так, другие просто не способны противостоять злу.

— Характер мягкий, возможно. Катон незлобив. Колетта куда решительней.

— Да, по крайней мере, она сопротивлялась.

— Так или иначе, все в прошлом, и теперь Катону жить с этим, а единственное, что мы можем сделать, — это помочь ему справиться с…

— Да с ним все будет в норме. Вернется к Богу. Эта чертова религия настолько лишает человека юли. Пат, дорогая, чем я провинился, что у меня такие дети? Катон — католик, Колетта вышла за Генри Маршалсона!

— Она кажется очень счастливой.

— Она могла бы выйти за того молодого архитектора, Джайлса Гослинга, он был без ума от нее.

— А я считала, что ты так доволен планами Генри на строительство.

— Это мои планы. Генри и Колетта лишь играют в строительство.

— Что ж, значит, Генри марионетка.

— Пат!..

— Я встаю.

— Я надоел тебе.

— Отнюдь нет, но ты так мало понимаешь.

Патрисия выскользнула из-под одеяла и встала. В молодости она была огненно-рыжей. Сейчас ее пышные волосы посветлели и были яркого рыжевато-песочного цвета. Кожа очень белая, бледно-голубые глаза. Невинный вид мог незаметно сменяться пугающим простодушно-проницательным, когда она смотрела на вас своими голубоватыми глазами. Она пугала людей. Чистую кожу лица портила лишь хмурая тень усталости на лбу. Она стояла в легком светло-коричневом индийском халате и курила сигару. Джон Форбс смотрел на нее.

— Джон, я должна тебе кое-что сказать.

— Что?

— Я хочу, чтобы кое-кто жил со мной в этой квартире.

— Нет! Это мужчина?

— Нет-нет, девушка.

— Черт! Но я-то как же? Мне нужно иметь возможность приходить сюда.

— Все так переменится.

— Нет, Пат, не будь такой непристойной. Кто она хотя бы?

— Мириам Шиппел.

— Господи, девица, что написала те книги?

— Она самая.

— Но, Пат, ты не можешь, ты должна и мне по-прежнему уделять время…

— Я собираюсь уйти из колледжа и работать в лейбористской партии. Мириам хочет выставить свою кандидатуру. Мы уходим в политику. Я устала просто возмущаться и писать письма в «Таймс».

— Ты это не серьезно, Пат… то есть ты не… прекращаешь это?

— Должна прекратить, Джон, когда Мириам будет здесь. Не расстраивайся. Ты знаешь, как я всегда к этому относилась, что всегда чувствовала.

— Ты ненавидела заниматься этим.

— Вовсе нет, сам знаешь! Но занималась этим из любви и дружбы…

— Мне нравится это «из любви и дружбы»!

— Я делала это, чтобы доставить тебе удовольствие, поскольку не было никакой причины отказывать тебе. Теперь такая причина появилась. Прости.

— Пат, ты понимаешь, что мне нужен кто-то…

— Конечно, дорогой, я не против.

— Ты считаешь меня животным.

— Считаю.

— Почему же так долго терпела меня?

— Ну, потому, что, как ни странно, я люблю тебя. А еще из-за Рут. Я очень любила ее.

— Да… знаю…

— Почему бы тебе не приударить за Гердой?

— Черт, нет, на ней придется жениться! Ты, случайно, не ревнуешь к Герде? Нет, к сожалению, не ревнуешь.

— А почему бы и не жениться на ней? По-моему, прекрасная идея.

— Нет-нет, так вопрос не стоит. А что, Пат, может, сама хочешь замуж за меня, не в этом ли дело? То есть если бы я женился…

По квартире разнесся смех Пат.

— Ты меня убила, — сказал Джон, — Первый раз за столько лет вижу тебя по-настоящему счастливой.

— Никаких книг с собой не берешь? — спросил Катон.

— Нет.

Было девять вечера; Катон сидел у Брендана в гостиной. Содержимое комода и книжных полок валялось на полу. В тесной квартирке царил хаос. Брендан уезжал в Индию.

— В конце концов я все узнал от молодого полицейского.

— Ты уже говорил.

— Извини, я очень пьян?

— Да нет, выпей еще.

— Колетта не хотела, чтобы я знал. Если б я только сделал что-нибудь: закричал там, или стал оттаскивать, или еще что. Господи, он мог бы засмеяться. А так… я не оставил ему ни единого шанса.

— Откуда тебе было знать. Колетта сказала полиции, что Джо был безвреден, но он умышленно порезал ее, да еще так подло. Не имеет даже значения, что у него действительно не было сообщников, что он был один.

— Действительно, не было… полиция убедилась в этом, когда обыскала убежище. Отец считает, что я отвратительный трус. Он не может понять, как можно было так вести себя. Я и сам теперь не понимаю.

— И не надо пытаться.

— Может быть, я был прав, что решил не применять силу, если бы я только придерживался этого… не могу забыть, постоянно думаю о том, что произошло.