Генри Гоббс, покоритель космоса - [20]

ЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗАП!

Стрелять, оказывается, можно, причем совершенно нечаянно. Я не имею ни малейшего представления, как это у меня вышло, но в ковре у моей левой ноги появилась дыра размером с теннисный мяч.

БУХ-БУХ-БУХ! Нет, у меня не сердечный приступ, просто это кто-то бежит по коридору. Это капитан с майором. А мне было некогда хоть что-то придумать.

— Вот этот люк, капитан.

— Да-да. Так вы говорите, майор, его заело?

— Сами попробуйте. Толкните обеими руками. Заело намертво.

Вот оно что! Если я немедленно что-то не сделаю, капитан толкнет люк, петли отлетят — и все! Не будет больше капитана! Я этого не допущу. Так что я делаю то единственное, что могу. Я открываю дверь и выхожу, готовясь сказать: «Руки вверх, ребята». Но не успеваю я ничего сказать, как сразу происходит несколько вещей.

ЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗАААААААП!

Пистолет снова выстреливает и прожигает дыру в ковре прямо у ног майора.

— ?***!*?

Майор отпрыгивает назад, приземляется на ногу капитану и теряет равновесие. Он хватается за стену, чтобы не упасть, но под руку ему попадается не стена, а аварийный люк.

ХВУУУМПФ!

Люк открывается и закрывается с такой скоростью, что я думаю, будто мне все приснилось, но когда я гляжу на то место, где только что был майор, там уже пусто.

— А-А-А-А-О-О-О-О! — говорит лейтенант Джонс, который выбрал именно этот момент, чтобы появиться в коридоре, и, как всегда, все понял неправильно. — Пощады, инопланетянин. Молю, молю, пощады, я буду вечным твоим рабом. Я сделаю все, что ты прикажешь, только не стреляй в меня…

Я оборачиваюсь, чтобы ободряюще ему грюкнуть, и снова я ничего-ничего не делаю, но происходит ЗЗЗАААААП, наверное, пистолет разладился.

— Пощады, о великий, могучий повелитель Вселенной, я преклоняюсь перед тобой, я прячу лицо от сияния твоих фасеточных глаз, я — пыль под твоими исполинскими ластами, Мне не хотелось говорить этого раньше, но ты для меня бог, инопланетянин…

333АААААППП!

ТУМ.

Честное слово, я не виноват, и нечего падать в обморок — я ведь лейтенанта даже пальцем не тронул! Некоторые люди вечно делают из мухи слона. И вообще я думаю, что он свихнулся.

— Э-гм… Инопланетянин, если ты передашь мне-пистолет, я покажу тебе одну интересную штуку, она называется предохранитель, — говорит капитан, садясь (он почему-то лежал на полу лицом вниз, закрыв голову руками). — Вот он. Сейчас я его нажму. Вот. Больше не будет неприятностей.

Трудно поверить, но я цел и невредим. А майора нет, и это хорошо. И я никого не застрелил. И не выдал, что я не инопланетянин. Все будет прекрасно! Капитан вот-вот встанет на ноги и утащит Джонса, а тогда я, может быть, смогу нормально пообедать!

Однако капитан не спешит вставать. Похоже, у него что-то вроде шока. Ага, зашевелился. Начинает подниматься на ноги и протягивает одну руку к люку, чтобы опереться.

К люку?

— Не надо! — кричу я, одним прыжком подлетая к капитану и регбийным приемом обнимая его за коленки — этот прием принес мне, второму запасному сборной третьего класса Омикронской Академии, славу планетарного масштаба. — Не опирайтесь на люк! Майор подточил петли, я сам видел! Вы тоже вывалитесь!

Капитан застывает на месте, все застывают на месте. Настает ужасное молчание, просто ужасное. Капитан медленно снимает руку с люка.

— Грюк! — говорю я, разом вспомнив, кто я такой. Я отпускаю капитанские коленки и поднимаюсь, разбрасывая повсюду куски лапы. — Грик! — Но я понимаю, что уже поздно.

С Генри-инопланетянином покончено.

16. Последний вечер на борту

Сказать кому-то, что ты не инопланетянин, не так просто, как кажется. Это почти как сказать, что ты сломал его насос от космического мотороллера. То есть заранее знаешь, что он не обрадуется. Но если надо что-то делать, не откладывай.

Большое облегчение обнаружить, что капитан спокойно относится к моему рассказу, даже к той его части, которая касается того, как я пролез на борт, о чем, само собой, тоже нужно рассказать, а то как же я оказался на борту? И к тому, что майор Разумофф пытался убить капитана, и о дротике, и об измельчителе мусора, и о Шульце и Барнарде из далекого прошлого. Я рассчитываю, что мой рассказ подбодрит капитана, потому что вид у него стал что-то очень задумчивый. Однако он даже не улыбается мне в ответ. Что-то его тревожит.

— Что случилось? — спрашиваю я, когда он целых пять минут глядит в пространство, не мигая и не притрагиваясь к каше.

— Ах, ничего, инопланетянин, то есть Генри.

Я беру себе еще немножко каши, но когда я ее доедаю, он все еще глядит.

— В чем дело? — снова спрашиваю я, потому что, пока был инопланетянином, то не мог не заметить, что ест он ужасно быстро. От него мне никогда ничего не оставалось.

— Все хорошо, Генри.

Он встает и выходит из-за стола, не съев ни ложки, так что я понимаю, что все плохо. Фатальный сбой двигателя? Ошибка навигационной системы? Метеоритная атака, утечка топлива, что-то настолько ужасное, что он не хочет мне говорить?

— Нет, Генри, — говорит капитан, — действительно, я несколько озабочен, но беспокоиться не о чем. То есть тебе беспокоиться не о чем. Извини, мне нужно дать лейтенанту успокоительное. Нет, тебе лучше со мной не ходить. Сегодня я не хочу ничего объяснять. Завтра и так уже скоро.