Геноцид и массовые репрессии - [25]

Собор согласился с требованием Климента V и запретил дальнейшую деятельность ордена. Судьбу его членов должны были решать поместные соборы, имущество же тамплиеров передавалось ордену госпитальеров. Многие тамплиеры закончили свою жизнь в тюрьмах инквизиции, другие — «рецидивисты» — погибли на кострах. Те же, кто остался на свободе, влачили жалкое существование, добывая себе пропитание милостыней. Как уже было сказано, папа обещал судить их сам или через своих полномочных представителей.

Папского суда Молэ и его коллегам по несчастью пришлось дожидаться в заточении долгих семь лет. Суд над ними состоялся только 18 марта 1314 г. В этот день на эшафоте, возведенном перед собором Богоматери в Париже, заняли места гроссмейстер ордена Молэ, магистр Нормандии Жофруа де Шарнэ, визитатор Франции Гуго де Перо и магистр Аквитании Годфруа де Гон-виль. Учитывая, что все четверо сознались и раскаялись в своих еретических заблуждениях, церковный суд во главе с тремя кардиналами, представлявшими Климента V, осудил их на пожизненное тюремное заключение.

Но когда, казалось, на этом и завершится последний акт дела тамплиеров, судьба распорядилась иначе. Не успел один из кардиналов зачитать приговор, как со своих мест поднялись Молэ и Жофруа де Шарнэ, одетые в шутовские одежды кающихся грешников, и громогласно заявили, что вовсе не признают себя еретиками, а считают себя виновными в позорной измене ордену, который они, спасая свои головы, обвинили в вымышленных преступлениях. Орден был чист и свят, утверждали они, обвинения же, возведенные на него, как и их прежние признания, — ложь и клевета.

Нетрудно вообразить, какой переполох вызвали среди судей эти заявления решившихся, хотя и с запозданием, на столь геройский поступок Молэ и Шарнэ. Аутодафе было тут же прервано, и оба «повторно впавших в ересь» преступника были переданы в руки парижскому прево с предписанием бросить их в костер. Спешно соорудили костер, и не успело зайти солнце, как от обоих «упорствующих» еретиков остался один только пепел. Филипп наблюдал за казнью из окна соседнего дворца. Гуго де Перо и Годфруа де Гонвиль пренебрегли славой мучеников и закончили свои дни в казематах инквизиции.

Что касается имущества и сокровищ тамплиеров, то хотя Вьеннский собор постановил передать их ордену госпитальеров, по существу они остались в руках французской короны и светских князей, завладевших ими.

Филипп не только завладел всеми сокровищами тамплиеров, но еще заставил госпитальеров в виде компенсации уплатить ему 200 тыс. ливров. Всего же, по подсчету некоторых историков, упразднение ордена принесло этому королю огромный куш в 12 млн. ливров. Этого показалось мало его преемнику Людовику X, который ухитрился получить с госпитальеров еще 50 тыс. ливров.

Авторы «дела» тамплиеров ненадолго пережили свои жертвы. Климент V умер от волчанки месяц спустя (20 апреля) после казни Молэ и Шарнэ, а 29 ноября того же года Филипп Красивый погиб во время охоты. Их смерть породила легенду о том, что Молэ вызвал обоих с того света на суд божий.

История сыграла еще более злую шутку над французским королевским домом. В революцию 1789 г. Людовик XVI был заточен в Тампле, где некогда помещалось руководство тамплиеров во Франции. Оттуда его отвезли на гильотину.

/И. Р. Григулевич. Инквизиция. — М., Политиздат, 1985. /

ИНКВИЗИЦИЯ

…Инквизиция боролась с сатаною. Зная бесконечную изворотливость врага рода человеческого, инквизиция раз и навсегда стала на ту точку зрения, что невинных обвиняемых нет и не существует. Могут быть случаи, что вину нельзя прямо доказать. Но тогда приговор так и постановлял: обвинение не доказано; но это вовсе не означало, что обвиняемый невиновен. Невиновности не полагалось. Инквизитор, если можно так выразиться, состоял на совершенно особом положении по отношению к своей жертве. Он не был судья в строгом смысле слова, он просто-напросто вступал в личную схватку с сатаною. Перед ним был подсудимый, все равно еретик, колдун или ведьма. Все эти люди были для него союзники сатаны, которых он опутал своей злобою, и вся возня с ними сводилась для него, в сущности, к борьбе с сатаною. Если данные предварительного следствия, т. е. все эти жалобы людей, например, потерпевших разные беды от ведьмы, казались ему недостаточно убедительными, то он считал со своей стороны уже слабостью и попустительством всякое сомнение в виновности попавшей в его руки ведьмы. Все, что по ходу дела являлось как бы свидетельством ее невиновности, он должен был рассматривать, как коварное ухищрение сатаны, и был на стороже, чтобы не сделаться жертвою этих ухищрений. К чему это на практике повлекло — нетрудно угадать. Пытка, например, широко применялась в тогдашних судах, но вес же было принято за правило, что если человек с пытки не признается в том, в чем его обвиняют, то этим уничтожаются доказательства и улики; непризнание под пыткою принималось как доказательство невиновности. Судьи иногда, может быть, скрепя сердце, но все же должны были в конце концов отступиться от человека за неимением в наличности такой капитальной, уличающей статьи, как признание. Взгляд инквизиции на этот предмет отправлялся от совершенно иной точки зрения. Если обвиняемый не признавался под пыткою, то это вовсе не служило доказательством его невинности, а доказывало лишь, что дьявол как-то таки ухитрился прийти на помощь своему верному другу и союзнику и оказать ему поддержку в тяжкие минуты испытания. Он, например, делал его совершенно нечувствительным к боли. Терзайте его, как угодно, он ничего не чувствует, и пытка оказывается для него совершенно недействительною. Надо было сломить это упорство дьявола. И благочестивый инквизитор старался изо всех сил, обрабатывая какую-нибудь несчастную старуху на всевозможных козлах и дыбах. И все-таки нередко, несмотря на все его старания, жертва молчала, «даже будучи иногда почти вся разорвана в клочья», как выражается благочестивый Шпренгер.