Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде - [58]
С особой административной резвостью развивал диктатуру ТАСС Леонид Митрофанович Замятин, с должности генерального директора телеграфного агентства шагнувший чуть позже на пост заведующего Отделом (тоже — с большой буквы) международной информации ЦК, а затем — сосланный (в связи с упразднением Отдела) нашим послом в Великобританию… Леонид Митрофанович, которого ревновал по части близости к первому лицу и наш главный, Виктор Григорьевич Афанасьев, сочинил (подписал сочиненное клерком) указание редакциям газет, как нам, информационной обслуге высших сфер руководства страны, следует относиться к той или иной тассовке, где и как ее размещать, со строгим запретом что-либо поступающее из ТАССа игнорировать.
Дело в том, что кому-то в ТАССе (а там работали весьма квалифицированные специалисты) надоело быть просто поставщиками нарочито безликой информации, неким передающим телеграфно-аппаратным звеном. Им захотелось, чтобы не только информация была стандартизирована по принципу “Made in TASS”, но и комментарии всех значительных событий тоже шли с тассовским тавром. Хотение это оставляло вне игры авторитетных обозревателей всех ведущих изданий, ставило тассовцев внетворческой конкуренции. Проще говоря, было ни чем иным, как злоупотреблением служебным положением. Однако Леонид Митрофанович в своей официозно-телеграфной бумаге, разосланной по всем редакциям, предписал, что комментарии обозревателей ТАСС являются обязательными для публикации в газетах. Это уже была чистая самодеятельность, и правдистам, так же, как и известинцам, доставляло особое удовольствие якобы обязательные тассовские комментарии выбрасывать в мусорную корзину (одно из главных спецсредств нашего газетного дела).
Кажется, это сыграло злую роль в судьбе Ивана Егоровича Ворожейкина, первого заместителя главного редактора “Правды” в 1984-86 годах. Как-то, когда он оставался “на хозяйстве” в отсутствие Афанасьева, в одном из номеров газеты не был напечатан какой-то комментарий ТАСС, видимо, согласованный с тогдашним заведующим отделом пропаганды ЦК Александром Яковлевым. Из ЦК — от весьма, в общем-то, незначительного аппаратчика — последовал утренний звонок: читателям, дескать, непонятно, почему “Правда” проигнорировала такое-то(не помню уж какое) важнейшее событие. Ворожейкин вел редколлегию, и тут кто-то — ответственный секретарь или редактор международного отдела — подкинул сообщение об утреннем звонке “читателя из ЦК”.
— Знаем мы этого читателя! — резко парировал Иван Егорович. — Читать газету не научились, а замечания раздают…. Пусть посмотрят четвертую полосу — там есть наш комментарий. Может,не лучший, но наш, правдинский. А некоторым читателям из Волынского-два хотелось бы увидеть свой…
Перепалка на заседании редколлегии почти мгновенно стала известна “позвоночнику” из ЦК, от него ушла к завсектором, а к вечеру и к “волынскому сидельцу”, ваявшему с целой группой “яйцеголовых” доклад для особенно исторического, XXVII съезда КПСС. Судьба первого зама главного была тем самым решена, и уже в канун съезда стала известна фамилия его преемника, заблаговременно избранного, на съезде, как и полагалось по ранжиру, кандидатом в члены ЦК.
Вряд есть смысл повторять, что не только, а может, и не столько винтовка рождает власть. Помнится, Иван Егорович Ворожейкин в первый год моей работы в “Правде” не стал вступать в спор по поводу высказанного новобранцем-правдистом суждения, что авторитет журналиста определяется не его должностным положением, а лишь талантом.
— Согласен, — сказал Иван Егорович. — С одной поправкой. Надо принять во внимание и объем информации, которой владеете, скажем, вы — спецкор отдела, и я — заместитель главного редактора. Тут у нас с вами нет почвы для конкуренции….
В 1986-м оказалось, что есть и более расторопные люди, сумевшие использовать информацию быстрее и лучше, чем наш газетный генерал. Во всяком случае, когда впавший в немилость зам главного редактора попробовал поискать справедливости и защиты у прежних своих “столпов”, выяснилось, что все знакомые ему “атланты” уже начисто выключены из игры, и вопрос о его отставке решен на самом верху — оставалось только подыскать вариант, чтобы отставка была почетной.
… Но я несколько отошел от заявленной темы и хочу вернуться к началу главы.
Так вот пустейший вопрос, с какой буквы писать слово “съезд”, с какой — “пленум”, не столь в сущности прост. Потому что в реальной жизни нечто, провозглашенное высшим, чаще всего не более, чем ширма для дьявольской пляски низшего, подчас даже — просто ничтожного. И многолюдные съезды, и столь же громковещательные пленумы, конференции, совещания, заседания и т.д., и т.п. — ничто в сравнении с повседневной, на первый взгляд, даже бестолковой текущей возней самого ближайшего окружения, слуг, возомнивших себя господами положения, ручных, одомашненных ученых, способных придать “изящное” обрамление любому обычному, примитивному изречению типа: “кадры решают все”, “экономика должна быть экономной”, “перестройке нет альтернативы”….
Как раз в ту пору лихорадочной подготовки заранее объявленного судьбоносным XXVII съезда КПСС “Правда” напечатала передовицу, в которой приведены были простые ленинские слова о зазнавшейся партии, об опасности, какой чревато подобное зазнайство для ее исторической судьбы. В творческой группе, многие месяцы оттачивающей будущий доклад генсека, тотчас же ухватились за афористичную фразу; возможно, она понравилась и самому Горбачеву — такая подпорка с отсылкой к авторитету Ленина была очень кстати отважному реформатору, объявившему “иду на вы!” функционерам обкомовско-горкомовского звена КПСС.
Когда отгремели последние залпы Второй мировой войны, союзники – США, Великобритания и СССР – сполна воспользовались материальным и интеллектуальным наследием нацистской Германии. И это относится не только к вывозу трофейной техники или конструкторов ракет и новейших образцов оружия. Послевоенный мир использовал и другие достижения Третьего рейха, в частности – наработки в области агитации и пропаганды. Ведь это именно новаторство фашистских бонз в области пропаганды позволило им не просто удержать население Германии в подчинении, но и внушить немцам экзальтированную любовь и преданность к своим фюрерам и ненависть к «врагам рейха».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Холодная война номинально закончилась в 1991 году, но Соединенные Штаты с распадом Советского Союза не только не прекратили военные и скрытые вмешательства в мире, но и значительно активизировали их. Книга «Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в постсоветский период» продолжает фундаментальный труд Уильяма Блума «Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в период холодной войны». Международный коллектив авторов, крупнейших специалистов по своим странам, демонстрирует преемственность в целях и обновление технических средств военной и подрывной деятельности Вашингтона.
Очередная книга известного российского предпринимателя и политика, бывшего главного редактора журнала «Америка» Константина Борового описывает события 1999 года, когда за два года до теракта 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке он получил информацию о подготовке этого теракта и передал ее посольству США в Москве, а затем и руководству ФБР в США.
Крупнейшие русские писатели, современники Александра Солженицына, встретили его приход в литературу очень тепло, кое-кто даже восторженно. Но со временем отношение к нему резко изменилось. А. Твардовский, не жалевший сил и стараний, чтобы напечатать в «Новом мире» новую вещь никому не ведомого автора, потом в глаза говорил ему: «У вас нет ничего святого. Если бы зависело только от меня, я запретил бы ваш роман».М. Шолохов, прочитав первую повесть литературного новичка, попросил Твардовского от его имени при случае расцеловать автора, а позднее писал о нем: «Какое это болезненное бесстыдство…» То же самое можно сказать и об отношении к нему Л. Леонова, К. Симонова…Прочитав эту книгу, вы поймете, чем объяснить такую дружную и резкую перемену отношения к Солженицыну столь авторитетных писателей, да и многих читателей, конечно.
Анатолий Собчак — явление знаковое, можно сказать, символ «эпохи перестройки». В свое время он входил в «питерскую группировку». О «питерских» написано много книг, но автор размышляет и анализирует истоки происхождения такого ныне распространенного явления как Собчаковщина, которое сродни российскому — Хлестаковщина.