Гений - [70]

– Стоять!

Это были украинские пограничники Коля и Леча.

Евгений повернулся к ним.

– Ко мне! – приказал Леча.

– А чего это вы командуете? – из темноты возникли еще двое, с российской стороны, – пограничники Толя и тоже Коля.

– Он границу перешел в неположенном месте в неположенное время! – объяснил украинский Коля.

– Вот мы сейчас тут с ним и разберемся, зачем перешел, – сказал российский Коля.

– С какой стати? – возмутился Леча. – Нарушение на нашей стороне уже было! Он уже перешел. А у вас нарушения еще не было, значит, отдыхайте пока.

– Когда отдыхать, мы сами решим, – заверил его Толя. – Нарушил он у вас или не нарушил, но шел он – куда? Догадайся с трех раз, кто умный!

– А может, он и не шел? – предположил украинский Коля. – Он на нейтральной полосе, между прочим. Зашел и вернулся.

– Я не вернулся, – опроверг Евгений.

– Слышал, что человек сказал? – Российский Коля обрадовался поддержке. – Иди сюда, мужик, не тронем. А они сейчас начнут шмонать до трусов, знаю я их.

– В трусы не лезем! – оскорбился Леча. – Я в трусы только к твоей бабе руки совал, сама просилась!

Российский Коля передвинул ремень автомата так, чтобы автомат был на груди, под рукой. Так получилось, что у него на настоящий момент не было бабы, то есть девушки. Он был не женат, и с подружками как-то не очень везло. Поэтому он воспринял слова Лечи как двойную обиду – как намек на то, что у него нет девушки, и одновременно утверждение, что, если бы и была, то такая, которая позволила бы лезть к себе куда попало. Если подумать, была и третья обида, нанесенная всем российским девушкам вообще.

– Если твоя хохлушка от тебя в Германию на проституцию уехала, по ней не суди, понял? – отбрил он Лечу.

Отбрил Лечу, а обиделся украинский Коля, девушка которого действительно уехала не так давно, но не в Германию, а во Францию, и не на проституцию, а на честную работу, сидеть нянькой у каких-то богатых французских арабов, которые своим пятерым или шестерым детям любили нанимать в сиделки славянок.

– Хохлушки у тебя в курятнике сидят, Колян, ждут, когда ты их щупать придешь! – презрительно сказал он российскому Коле и тоже передвинул автомат на грудь. Автомат, кстати, был такой же, как у его тезки, – АКМ, но с металлическим рамочным прикладом, что придавало ему, по мнению украинского Коли, вид более дерзкий и боевитый, автомат же российского Коли был с прикладом деревянным, колхозным, как мысленно называл его украинский Коля; именно на сельскую колхозность Колиной жизни он и намекал, когда сказал об ожидающих его хохлушках, то есть хохлатках, то есть курах.

И российский Коля чуткой мнительной душой молодого человека, которому не везет с девушками, разгадал этот намек – он увидел бы его, даже если б его не было. Он нажал большим пальцем на флажок затвора, приведя в положение одиночной стрельбы. Короткий тихий щелок услышали все.

Тут же послышался второй щелчок – украинский Коля ответил тем же.

И еще два щелчка – это Толя и Леча привели свои автоматы в боевое положение.

– Иди сюда, мужик, а то заденет, – сказал российский Коля.

– Это чем? – поинтересовался украинский Коля.

– Щепкой, – съехидничал российский Коля, но съехидничал неудачно, чем украинский Коля немедленно воспользовался.

– А я давно ведаю, що вы тильки тресками пулять могете! – засмеялся он, считая, что говорит на чистом украинском языке, которого, увы, не знал, да и родители его не были украинцами: мама с Урала, а папа вообще болгарин, приехал когда-то в составе интернациональной бригады строить железнодорожный узел. Стройку отменили, бригада уехала, а он остался, влюбившись в красавицу-уралочку.

– Хочешь попробовать? – Российский Коля направил на него автомат, лицо сделал злое, но при этом как бы не лично злое, а государственно злое, потому что обида была нанесена на этот раз не ему, а российскому оружию и в целом российской армии.

– Давай, кто первый! – вместо украинского Коли откликнулся Леча и выставил вперед дуло, заодно передвинув флажок на автоматическую стрельбу: уж воевать так воевать!

– Евгений не умел чувствовать опасности смерти, хотя давно пора научиться, – неожиданно сказал Евгений. – Но он умел чувствовать опасность глупости. Бороться с глупостью можно двумя способом: можно перебороть ее умом, доказательствами и доводами, это долго и часто бесполезно, а второй способ – усугубить ее еще большей глупостью, после которой сама собой станет очевидной глупость предыдущей глупости. Или она, что самое лучшее, просто забудется.

После этого он поднял со щебенки консервную банку и подбросил вверх, крикнув:

– Кто попадет, тот и победил!

Четверо пограничных воинов, словно услышав боевую команду, тут же задрали стволы автоматов и стали палить по высоко взлетевшей банке.

Они стреляли, а Евгений пошел своей дорогой, слыша, как, закончив пальбу, пограничники спорили:

– Я первый попал! Первый выстрелил, первый и попал!

– Промазал ты первый! Она после меня аж подскочила!

– Не подскочила, а в сторону отлетела! Я ее сшиб!

– Ты опять?

– Что я опять? Это ты опять!

Навстречу Евгению выехал пожилой человек на велосипеде, которого ночь застала за хозяйственными заботами: что-то у него лежало в свертках в корзинке-багажнике перед рулем, к заднему багажнику тоже было что-то приторочено, плечи оттягивал объемистый рюкзак. Остановившись, человек спросил Евгения: